За дверью хихикнули. Потом она все же приоткрылась на одну створку. Глеб обернулся.

– Ой! – испуганно пискнула Аня, увидев, что гость вертит в руках, – Как вы это?.. Простите… Я забыла убрать портрет из комнаты, когда готовила ее для вас. Если хозяин узнает об этом…

– У тебя будут проблемы?

– Что у меня будет? – не поняла Аня.

– Ну, неприятности. Он будет тебя ругать? Успокойся, мы не скажем, что нашли портрет. Но… кто это?

– Это? – девушка широко распахнула удивленные глаза, – Это Мария Даниловна. Ой! – Аня испуганно зажала рот ладонью, – но вы ведь и сами догадались, правда?

– Ну, почти, – дипломатично ответил Женя, – так что, нас ждут у самовара?

Аня торопливо кивнула и исчезла, не забыв послать Женьке весьма горячий взгляд.

С открытой веранды большого особняка господ Адонаньевых открывался изумительный вид на заливные луга и крутой изгиб реки. На дальнем берегу стеной стоял небольшой, но коварный лес, где в прошлом году пропали двое крестьян… правда, оба по пьяному делу, но, как справедливо рассудила народная молва, без нечистой силы тут тоже не обошлось.

Самовар царем стоял в самой середине большого круглого стола, покрытого белой скатертью, аж хрустевшей от крахмала. Булки лежали горой на большом плоском блюде, а в добавок к меду и маслу были и тонко нарезанная ветчина, и колбаска, и два или три вида варенья. Компания красных чашек с петухами толпилась на краю стола. Блюдца к ним были попроще, тоже красные, но без петухов. А ложечки – серебряные.

– Милости просим, ваше превосходительство, откушайте с нами, что бог послал.

– Благодарствую, – степенно ответил солидный мужчина в темном двубортном костюме, откладывая в сторону английскую трость.

– Какими судьбами в наши края? Просто повидаться, или… – граф Данила Адонаньев недоговорил, с сомнением глядя на своего старинного приятеля.

– Повидаться, – охотно подтвердил генерал Соболев, подвигая к себе чашку с ароматным чаем, – новостей для вас у меня нет. И от вас, дорогой мой, никаких новостей по этому делу я не жду. Чай, не японцы какие, понимаем.

– Да какие там новости, – огорченно махнул рукой Данила Афанасьевич, – как прошлой весной была в последний раз, так и сгинула. Ни весточки, ни слова. Верите, лишь из газет и узнаю, что жива. Хотя, там такое пишут, что иногда думаю, может лучше и не знать совсем…

– И хорошо, что жива, – гость с удовольствием пригубил чаек, и впрямь великолепный, Наталья заваривала его с травами по своему собственному рецепту, – будет жива, даст бог, будет когда-нибудь и умной.

– Ох, я уж и не надеюсь.

– И напрасно, – убежденно возразил Соболев, – необратима только смерть. А все остальное может в один миг перемениться так, что и не придумаешь.

Граф покачал головой. И верить хотелось. И, вроде бы, умные и правильные вещи говорил старый друг семьи Адонаньевых. А здравый смысл протестовал. Ведь Данила Афанасьевич знал Марию лучше всех. И знал, какой она может быть упрямой. Особенно, если чувствует за собой правду.

Только вот откуда могло взяться это чувство? Ведь никакой правды за ней не было и быть не могло. Однако поди ж ты… Или он слишком стар и чего-то не понимает?

– Данила Афанасьевич? – деликатно напомнил о себе гость.

– Ох, простите… Что-то я задумался. А вы, Петр Андреевич, о чем-то спросили? Я и не услышал.

– Спросил о том, не скучно ли тут, в деревне, столь блестящему уму?

– Ну, не Париж, конечно, и не Берлин. Да что там! Вы пробуйте варенье, яблочное в этом году особенно удалось.

– Варенье обязательно, – согласился генерал, – и яблочное, и клубничное.

– Хм, – «блестящий ум» с сомнением поглядел на генерала, с энтузиазмом налегающего на его простые, деревенские угощения. И это после Кюба и Англетера, – Сдается мне, друг мой, приехали вы все же не просто с визитом.