– Остановим извозчика? – предложил Дебольцов.

– А деньги?

– Бог подаст… – Дебольцов вышел на проезжую часть. Ах, город, город, какой ты весь кривой и поганый, ненатуральное в тебе что-то, и воздух вдруг потяжелел – словно в морге… – Эй, братец! – позвал обшарпанный фаэтон. – Окажи милость…

– Чего тебе, шелупонь? – подозрительно свесил голову ванька. Был он лет тридцати, глаза смотрели внимательно, недружелюбно.

– Отвези к сто восемьдесят четвертому переезду.

– По Нижне-Тагильской, что ли? А чего ты-то там потерял, Петькя?..

– Меня зовут Алексей Александрович. Он, – кивком обозначил Бабина, – Петр Иванович. Я – флигель-адъютант покойного императора. А Петр Иванович – ротмистр дворцовой полиции в Санкт-Петербурге.

Извозчик долго не отводил немигающих глаз. Потом сказал раздумчиво:

– Не врете… Прощенья просим – говорите правду.

– А ты – психолог?

– Слово незнакомое, суть понятна. Да. Я лица различаю. И слова. Поехали.

Плотиной выехали к кафедральному собору, свернули направо, вскоре обозначился Верх-Исетский завод и поселок при нем. Дома были все больше низенькие, на два-три окошка, черные от времени бревна и гнилые крыши не свидетельствовали о достатке. Дальше дорога пошла полями, и вдруг обрушилась такая тишина, что ошеломленный Дебольцов тронул извозчика за плечо и шагнул на дорогу. Красиво было… Разливались жаворонки, повиснув плывущими точками над землей, шелестела трава – как мирно было все, как спокойно.

– А это что? – Бабин склонился над глубоким следом – судя по всему, автомобильного колеса.

– Это след грузовика, – не задумываясь ответил Дебольцов. Он знал, тут не могло быть ошибки.

Впереди загудел паровоз. «Железка, – обернулся возница. – Разъезд, будка то есть, она на той стороне рельсов».

– А это что? – спросил Дебольцов. – Болото?

– Это лог, господа хорошие… Этот авто трупы вез? – След чернел по наезженной дороге сильно, он будто звал…

– Этот… – повернул Дебольцов голову. – Тебе интересно?

– Россия порушена. Без царя – она не Россия, а так…

Колеса загромыхали по деревянному настилу из веток и бревен – или шпал? В грязи не очень было видно.

– Давно мостки? – спросил Бабин.

– В прошлом году мотал-от в Коптяки, на озеро, рыбу брать – не было́.

«Не было́… – повторял про себя под цокот подков Дебольцов. – Не было́…» Нелепая мыслишка вдруг закрутилась в голове, страшная и странная, вслух такое не произнести, и все же…

– Ты про урочище слыхал?

– Что ж, господин полковник… Конечное дело – слыхал. У кого в нашем беспутном городишке душа болит – те все слыхали. Тамо шахты старательские, тамо коптяковские хрестьяне иконки, камушки ценные – так говорят – находили – в кострищах. Ишаку не понять, что одежу в этих кострах большевики жгли. Тамо теперь судебное следствие наряжено. Туда ведь едем?

– Туда. – А мыслишка крепла: «Бревнышки, бревнышки эти – они не зря. Они не сдуру на дороге появились…» Но боялся Дебольцов. Отгонял мыслишку. Уж такая она была… Вспомнил забавное слово: метафизическая…

Въехали в прозрачный березовый лес, солнце играло на черно-белых стволах; зеленея, просвечивали старые ели и сосны – смешанный пошел лесок, на глазах густея и теряя прозрачность. Наконец среди деревьев слева увидели реденькую солдатскую цепь.

Когда приблизились, навстречу побежал судейский в форме, на вид не старый еще, с мелким лицом, на котором, впрочем, вполне отразилась значительность момента:

– Что вам угодно?

– Разрешите нам пройти, – попросил Дебольцов.

– Право же, господа, – раздраженно взметнул ручками, – что за неуместное любопытство, право! Есть правила, согласно которым… – наткнулся на горящий взгляд Дебольцова, спросил неуверенно: – Собственно… кто?