– Это же работает с людьми, – добавила Белла, посерьезнев. – Красивая обложка – это лишь малая часть, на самом деле ничтожно малая, когда речь идет о настоящих отношениях. Кому как не мне это знать.

Она замолчала, гипнотизируя крашенные детали взглядом. Казалось, будь в ее руках что-то тяжелое, и она бы разнесла все здесь в мелкие кусочки, яростно крича. Стена между нами в этот момент стала почти вещественной, и это неожиданно глубоко ранило меня. Мы могли проводить вместе много времени, ходить друг к другу домой, но узы сестринства, настоящего, сакрального доверия, были разрушены давным давно. Открыть друг другу душу и говорить обо всем, что болит и ранит, мы не могли.

Я прикоснулась к ладони Беллы, и она вздрогнула, точно приходя в себя. На прекрасном лице, которое мечтали заполучить себе все бренды косметики, возникла вежливая улыбка. Пальцы сжали в ответ, и не размыкая рук, мы пошли к подъезду.

Квартира родителей, классическая трешка пост-советской планировки, с крошечной кухней и почти одинаковыми комнатами, располагалась на втором этаже. Заливистая трель звонка раскатилась после легкого нажатия кнопки и никак не хотела затихать. Легкие шаги быстро приблизились, распахивая дверь настежь. Мама, облаченная в легкое летнее платье, не успела разменять и пятидесяти, и выглядела куда моложе, сохранив тонкую фигуру и копну волос, которую никак не брала седина.

– Девочки мои! – мать приложила к уголкам глаз платочек. – Ну наконец-то! Входите, входите скорее!

Я шагнула вперед, невольно ловя себя на мысли о том, как похожа закрывающаяся дверь на ловушку.

– Ой, что это вы купили, дорогие? – успела разглядеть мама. – Не стоило, что же вы тратитесь.

Было видно, что она очень довольна этим фактом, как свидетельством своего правильно выстроенного воспитания. Мы с Беллой переглянулись, и промолчали, пока она суетливо уносила сладости на кухню, предлагала нам тапочки и проверяла, хорошо ли лежат ее волосы.

– Алексей, дочери пришли! – с холодцой в голосе позвала она. – Проходите на кухню, дорогие, как раз обед подоспел. Только не забудьте помыть руки.

– Перед едой мойте руки, перед и зад, помним, мам, – закатила глаза сестра.

Мама нахмурилась, мгновенно превращаясь из родившей нас женщины в педагога русского языка и литературы, Эллу Вениаминовну Романовскую, в девичестве носившую фамилию Белль.

– Белла, что за недостойные просторечия. Тебе давно пора вычеркнуть подобные шуточки из своего лексикона! Разве ты не представляешь, как сильно речь влияет на восприятие твоего образа и тебя как личности? С таким отношением ты легко можешь лишиться выгодного контракта! – строго проговорила она. – Бери пример с Лиечки, у нее никогда не услышишь подобных грубостей.

Мне немедленно захотелось вычудить что-то неприятное и некультурное, например, шумно высморкаться в белую накрахмаленную скатерть.

– Значит, перед и зад можно не мыть, мам? – невинным тоном уточнила я, ретируясь в ванную.

Белла намыливала руки, беспрестанно хихикая, и тайком показала мне большой палец. Мама, застывшая от подобного демарша, обиженно поджала губы. К моему счастью, из комнаты появился отец, и она переключилась на больший конфликт.

– Алексей, – отрывисто произнесла она. – Вы почтили нас своим присутствием. Какая радость. Надеюсь, наш обед не помешает вашим планам.

– Не извольте сомневаться, сударыня. Взрослый мужчина вполне в состоянии сам определять, как ему распоряжаться своим временем.

От отца мы унаследовали рост выше среднего, а старшей достался и его оттенок глаз, мои были куда светлее. Его военная выправка бросалась в глаза даже в обычной домашней рубашке и джинсах. Последние несколько лет стали для него тяжелыми и болезненными, и он принял решение попрощаться с любимой профессией, осев дома. До того как сердце стало шалить, он служил в гражданской авиации.