Гуманитарная экспертиза характеризуется, в частности, тем, что в отличие от отраслевых видов экспертизы она обречена на выход за пределы поставленных технических вопросов и учет более широкого ценностного контекста. Она оценивает не только средства в их отношении к цели, но и цели в их отношении к общечеловеческим и культурным ценностям. Этот социокультурный и персонологический момент присутствует в гуманитарной экспертизе всегда (см. подробнее: Тульчинский, 2006). В частности, в число базовых ценностей индивида и общества, которые любая междисциплинарная гуманитарная экспертиза должна принимать в качестве точек отсчета, входят ценности безопасности, свободы и развития. Иными словами, любые решения в социальной сфере, угрожающие ценностям безопасности, свободы или развития, должны расцениваться как по меньшей мере рискованные. Вместе с тем задачи, поставленные перед экспертом, могут и не затрагивать уровень базовых ценностей, и если эксперт не усматривает нарушения этих ценностей в самой постановке задачи, он должен работать на том уровне анализа, который ею задан. Хороший эксперт, однако, примет во внимание несовпадения и конфликты ценностных контекстов разных сторон взаимодействия и отразит их в своем анализе. «По самой своей сути гуманитарная экспертиза оказывается соотнесением нормативно-ценностных комплексов различного уровня: национального, этнического, конфессионального, возрастного, профессионального и т. д.» (Тульчинский, 2006, с. 22). Именно поэтому «она оказывается средством достижения баланса толерантности» – соотнесения ценностей разных социумов и определения той меры, в которой реализация социумом своих ценностей не наносит ущерб другим (Там же, с. 23). Нужно следовать принципу «не навреди», однако не ограничиваться им, а сохранять и расширять возможности выбора – со всеми последствиями для того, кто этот выбор сделал. Любые решения, действия, рекомендации, направленные на то, чтобы сузить возможность выбора, возможность осознания, – манипулятивны и противоречат ценностным основам гуманитарной экспертизы, даже если они продиктованы, казалось бы, благими целями.

Вместе с тем принцип «не навреди» предполагает наличие субъекта соответствующей оценки – кто решает, принесут ли определенные действия вред тем или иным людям или нет? Многие задачи экспертизы связаны с вопросом «что такое хорошо и что такое плохо». Но кто является носителем этой истины? Раньше, в эпоху классической науки, когда критерии истины были однозначно заданы системой социальных ценностей и традиций, этот вопрос не вставал. Появление неклассической науки и культуры постмодернизма породило вопрос: почему мы опираемся именно на те, а не на другие критерии? – и было доказано, что никаких объективных оснований для этого нет – просто так сложилось исторически. Тем самым многое из того, что считалось истинным, было подвергнуто сомнению. Действительно, часто нелегко найти опору, когда мы решаем вопрос о том, что такое хорошо и что такое плохо, например, какую школа считать хорошей, а какую плохой, и что будет ребенку на пользу, а что нет. Родители, практикующие телесные наказания, мотивируют их применение исключительно благом или пользой для наказываемых детей, хотя вред этой практики давно доказан наукой. С другой стороны, считать, что человек всегда сам в состоянии наилучшим образом оценить, что для него хорошо, а что нет, тоже было бы преувеличением. Двойственность или, в более общем случае, множественность субъектов оценки порождает специфическую область проблем КГЭ.