– Придется расплачиваться натурой, – сказал Ярослав, он любил такие шутки.

– Заткнись. Не обращай внимания на урода на заднем сидении. Это мой брат Ярослав, а я Артур, а ты талантливое необыкновенное создание и я тебе предлагаю не грустить в общаге, а прокатиться до старой набережной, пройтись вдоль кромки реки, вдохнуть свежий ночной воздух…

– Вообще-то пять минут назад он предлагал снять нам на двоих проституток и прокатиться до набережной с ними…

Артур тормознул у обочины, быстро открыл заднюю дверцу:

– Выметайся, братец. Не знал, что ты даун, вали домой пешком.

– Ну ОК. Счастливо потрахаться, братец.

– Вот же сука, – процедил Артур, усаживаясь снова рядом с девушкой. – Не бери в голову, у него гормональное, сам был примерно таким же козлом.

– Да ничего, даже смешно немного. Откровенно говоря, ты мне совсем не нравишься. То есть ты, конечно, милый, но между нами ничего не может быть.

– Да, будем друзьями! В конце концов, где дружба между мужчиной и женщиной, а? Куда катится мир? А я сразу почувствовал, ты офигенная, не как все. Вот кому ты что-то кричала, когда шла и плакала, к кому ты обращалась?

– Не смейся. К Богу. Это мое с ним общение. Я одинокий человек, потому что мне мало с кем хочется общаться, поэтому в основном, я общаюсь с Богом.

– Так это хорошие новости! Бог, значит, существует.

Они спустились в реке, вода слегка рябила, на берегу почти никого не было, а с того берега, наверно, с турбазы, доносилась мелодия из 90-х:

Был теплый, совсем летний вечер и эти двое сели прямо на песок, какое-то время просто смотрели на пляшущие огоньки и их причудливое отражение на воде.

– Странно, – мягко сказала девушка, и Артур понял, что ему хочется слушать звук этого голоса еще и еще, – странно, всегда кажется, будто на том берегу жизнь гораздо интереснее. Будто там происходит какое-то волшебство. А вот идет теплоход – и как же хочется сейчас оказаться на палубе, пить вино, слушать эту дурацкую музыку и смотреть на то, как меняются перед тобой виды.

Девушка с веснушками обернулась к Артуру, в ее глазах веселились эти пляшущие огоньки, и было неясно, серьезно она о чем-то в своей жизни сожалеет, или просто болтает с незнакомцем о неважном.

– Ночью с палубы ничего не видно – темно, ветер дует. Какое волшебство? Там же быдло городское проводит отпуск. Пожрать, побухать, снять телку. Еще дети их орут и носятся все время. Отлично! Ты этого хочешь? Жирного вялого мужика под боком, детишек, которые требуют колы, чипсов и дебильных мультиков?

– Я хочу рисовать. Заниматься живописью. Это все, что я хочу.

Рисовать Артур не умел, как и писать стихи, играть на фортепиано, он был далек об искусства, но с детства завидовал этим «творческим личностям» и пытался вести «богемную жизнь», как он ее себе представлял. А еще вот так же гореть чем-то высоким и большим, тем, что больше тебя, растворяться в процессе, отдавать себя без остатка, быть выше себя, быть как бог.

– Как тебя зовут? Ты ведь не сказала.

– Наташа.

– Наташа? Так просто? Нет, надо по-другому… Если уж ты собралась быть художницей, которую все знают… Тебя зовут Тата.

– Какая еще Тата? Меня девятнадцать лет все Наташей зовут.

– Художник Наташа. Нет, это не то, это не имя для современного художника.

– Художницы.

– Хм… Я думал, что художница – это что-то вроде «поэтесса», презрительное… Я вообще феминист!

– Вот и используй феминитивы.

– Постараюсь, Тата. Тебя никто еще не знает. А скоро о тебе будет говорить весь город! Тебе очень повезло со мной. Я твоя судьба! Я же офигенный рекламщик, я тот, кто тебе нужен, чтобы сделать имя.