А голос пел знакомые слова, но звучали они по-иному:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.

По мере того, как сладкоголосый Соловей уносил Мари в иные миры и пространства, на лице Кити меркла улыбка и гнев маленькими огонечками светился в сузившихся глазах. Дыхание Кити участилось, а её прекрасные щёки приобрели лихорадочный алый цвет.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

После крайней спетой музыкальной фразы Соловей, не дождавшись завершающего аккорда, покидает сцену под бурные авиации. Зал аплодирует стоя, женщины, не стыдясь, выкрикивают: – Браво! – и тут же теряют сознание.

Кити насчитала таких три штуки. Это ещё больше рассердило маленькую дебютантку.

Соловей спешным широким шагом миновал коридоры служебной части театра. Из артистичных уборных высунулись все, кто мог в этот момент. Но никто не смел выйти и попасться на пути Соловья.

Только одна обворожительная блондинка с шикарными формами преградила ему путь и ласково улыбнулась.

– Здравствуй, любимый, – промурлыкала Лили Керн.

Сказав это, она открыла настежь двери своей уборной, и Соловей, улыбнувшись ей в ответ, скрылся за дверью, которой Лили громко хлопнула, закрыв её перед носом зевак.

Но не успела удивленная толпа обсудить увиденное, как в коридоре возник второй Соловей, в совершенстве похожий на первого, что только что скрылся у Лили.

Второй Соловей размашистым шагом прямиком идёт к служебному выходу. Выйдя на свежий воздух, мужчина судорожно вдохнул и запрыгнул в поджидающий его экипаж. Наемный экипаж тут же тронулся с места и исчез во влажном тумане ночи.

В зрительном зале продолжаются мини-спектакли. Одну даму вынесли ногами вперёд. Кого-то приводят в чувство нюхательной солью.

Кити это всё уже поднадоело. И даже её компаньонка, даже Мари купилась на этот фарс.

Мари в слезах смотрит на сцену невидящим взглядом.

Кити даже фыркнула от раздражения. Она даже злилась на Мари за подобное «предательство», но в ложе появился отец, и Кити с радостью перенесла свои злость и раздражение на виновного.

Кити тяжелым взглядом встретила отца.

– Я все пропустил? – поинтересовался князь. – И чудесно.

Кити резко поднялась со своего места.

– Графиня, вы не против, если мы покинем театр сию же минуту?

Мари, постепенно приходя в сознание: – Что? Прости, дорогая. Что? Ты заболела? А я говорила… Возьми мою шаль. Тебе нехорошо.

– Если бы вы знали насколько, вы бы мной гордились.

Сказав это, Кити прошла мимо отца к выходу. Мари в силу своих возможностей поспешила за ней. Князь молча вышел следом.

* * *

Экипаж остановился у парадного входа Ольденбургского поместья. В загустевших сумерках тускло светили фонари, освещая экипаж и прибывших.

Первая спустилась Кити, опередив отца и тем самым уклонившись от его помощи. Князь поспешил за ней.

– Я хотел бы с тобой поговорить, Кити.

Кити резко повернулась и, чуть поскользнувшись на мокром камне крыльца, отрезала:

– Возможно, стоило раньше это сделать? Доброй ночи.

У самых дверей Кити встретил управляющий Гордей с тепло горящими свечами и улыбкой.

Князь проводил дочь взглядом и вернулся помочь графине.

Эта особа тоже справилась без его помощи и проковыляла мимо с важным видом.

– Доброй ночи, ваша светлость, – прокряхтела графиня.

– Ага, – послышалось от князя в ответ.

Мари хотела было отчитать князя за подобную дерзость, но её планы переменила доброжелательная улыбка управляющего. Мари сразу же почувствовала подвох и предпочла не гневить князя. Она спокойно прошла в раскрытые для неё двери, приняла свечу из рук управляющего и скрылась в темноте особняка.