Первая волна расовых бунтов за гражданские права прошла по Филадельфии меньше чем за полтора года до того, как туда приехал Линч, и оставила после себя 225 поврежденных или уничтоженных магазинов, некоторые из которых так никогда больше и не открылись; а живые когда-то торговые проспекты превратились в пустые коридоры с расколоченными витринами и разбитыми окнами. Процветающая наркоторговля вносила свой вклад в творившиеся в городе бесчинства, и вся эта разруха и бедность подрывали дух жителей.

Опасное и грязное место предоставило плодотворную почву для воображения Линча. «Филадельфия была пугающим местом, – рассказал Фиск. – И она открыла Дэвиду мир, полный идей для творчества».

Пенсильванская академия изящных искусств располагалась в самом центре города, словно свободная от военных действий зона. «Город наводнили конфликты и паранойя, и школа была мирным оазисом», – вспоминал одноклассник Линча Брюс Сэмюэльсон{16}. Академия, старейшая школа искусств страны, занимала изысканное здание викторианской эпохи и во время приезда Линча имела репутацию очень консервативной, но именно в такой стартовой площадке он и нуждался.

«Дэвид стал жить со мной в маленькой комнатке, которую я снимал, – рассказал Фиск. – Он приехал в ноябре 1965 года, и мы прожили так до января, пока не начались его занятия».

В комнате было две кушетки, на которых мы спали, и постоянно находили разбросанные повсюду мертвые растения – Дэвиду они нравятся. В день нового года мы сняли дом за сорок пять долларов в месяц через дорогу от морга, в жутком индустриальном районе Филадельфии. К нам боялись приходить в гости, а Дэвид, когда выходил из дома, брал с собой палку с забитыми в нее гвоздями на случай, если кто-то нападет. Однажды его остановил полицейский и, увидев эту палку, сказал: “Правильно, держи ее при себе”. Мы работали ночи напролет и спали днем, практически никак не контактируя с преподавателями, – все, чем мы занимались, это рисование».

Линч и Фиск не утруждали себя слишком частым посещением занятий, но быстро влились в компанию студентов-единомышленников. «Дэвид и Джек проявили себя как энергичный дуэт и стали частью нашей группы, – вспоминал художник Эо Омвейк. – Мы были экспериментаторами, в нашей компании было около дюжины человек. Это был круг близких людей, где все поддерживали друг друга и вели неприхотливый богемный образ жизни»{17}.

В круг входила художница Вирджиния Мейтланд, которая вспоминала Линча как «старомодного, аккуратного парня, который пил много кофе и курил сигареты. Он был эксцентричен в своей прямоте. Обычно он появлялся в компании Джека, высокого, как Авраам Линкольн, и похожего на хиппи, а также пса Джека Файва. Интересная пара»{18}.

«Дэвид всегда носил хаки с ботинками-оксфордами и толстыми носками, – рассказал одноклассник Джеймс Гарвард. – Мы стали друзьями сразу после знакомства, потому что мне нравился энтузиазм, с которым он работал: если Дэвид брался за то, что ему нравится, он полностью в это погружался. В Филадельфии тогда было тяжело, и мы перебивались как могли. Мы не совершали ночных вылазок, потому что это было попросту опасно, но мы сходили с ума по-своему, и Дэвид был таким же. Мы собирались у меня послушать Битлз, и он стучал по пятифунтовой банке чипсов, как будто это барабан. Он прямо-таки бил по ней»{19}.

Сэмюэльсон вспоминал то, как его поразил «джентльменский тон Линча и то, что он носил галстук – в те времена никто не носил галстуков, кроме преподавательского состава. Помню, как отошел от него после нашего знакомства и понял, что что-то не так. Я обернулся, посмотрел на него и до меня дошло, что на нем два галстука. Он не пытался привлечь чье-либо внимание, это была лишь часть того, кем он был».