В старшей школе Фиск и Линч посещали занятия Школы искусств Коркорана в округе Колумбия, и их внимание переключилось на жизнь в кампусе. «У меня рассеивалось внимание в моем классе живописи, и, думаю, Дэвид тоже начал неважно справляться в своем, но мы рисовали постоянно и сменили немало студий вместе, – рассказал Фиск. – Я помню одну на Кэмерон стрит, где нам удалось снять целое здание. Одну комнату в нем мы полностью покрасили в черный, и она стала местом для размышлений. Когда я познакомился с Дэвидом, он писал уличные пейзажи Парижа и использовал при этом картонку и темперу, что было даже мило. Однажды он принес картину маслом, на которой была изображена лодка у причала. Он накладывал краску очень толстыми слоями, настолько, что, когда в картину влетел мотылек и попытался выбраться из краски, он сделал красивый завиток в небе. Я помню, как Дэвида взбудоражило то, что в создание его картины вмешалась смерть».

«Если Дэвид начинал идти в одном направлении в искусстве, я выбирал другое, – продолжил Фиск. – Мы всегда подталкивали друг друга к совершенствованию и очень здорово помогали друг другу развиваться. Мои работы стали намного более абстрактными, а Дэвид увлекся рисованием темноты: ночных причалов, умирающих животных – довольно мрачные сюжеты. Дэвид всегда был солнечным человеком в бодром расположении духа, но его всегда тянуло в темноту. Это одна из его загадок».

Тем временем дома родители Линча пребывали в недоумении. «Дэвид мог безупречно нарисовать здание Капитолия, и он великолепно рисовал дома наших бабушек и дедушек, – рассказала Леваси. – Помню, как мама говорила: “Почему ты не рисуешь что-нибудь приятное, как раньше?» Линч находил в себе смелость бросать вызов так называемой нормальности, и эти сдвиги в его личности доставляли ему немало проблем дома. Кое-что в нем так и не изменилось. Линч, по сути своей, очень добрый человек, и это проявлялось в самых простых вещах – например, в общении с младшим братом. «В старшей школе Дэвид и я делили комнату, и у нас часто случались драки, но он всегда что-то делал для меня, – рассказал Джон Линч. – Он был очень популярным в школе и вместо того, чтобы стыдиться младшего брата, брал меня с собой и знакомил с друзьями, и мои собственные друзья тоже становились частью этого мира. Некоторые из них были еще более странными».

Американские фильмы находились в стагнации на протяжении первой половины 1960-х, когда Линч был подростком. Социальной революции, которая вдохнула жизнь в американское кино, только предстояло случиться, а пока американские студии штамповали целомудренные романтические комедии с Дорис Дэй, картины о пляжных вечеринках, мюзиклы с Элвисом Пресли и пафосные исторические драмы. Однако это время было также золотой эрой зарубежного кино: Пьер Паоло Пазолини, Роман Полански, Фредерико Феллини, Микеланджело Антониони, Луис Бунюэль, Альфред Хичкок, Жан-Люк Годар, Франсуа Трюффо и Ингмар Бергман создавали свои шедевры именно в эти годы. Стэнли Кубрик был одним из немногих режиссеров в США, перевернувших кино, и Линч восхищался его адаптацией эротической комедии Набокова «Лолита» 1962 года. У него было множество теплых воспоминаний, связанных с картиной «A Summer Place» с Сандрой Ди и Троем Донахью. И хотя брат Линча помнит, как тот смотрел фильмы Бергмана и Феллини, у самого Дэвида воспоминаний об этом не сохранилось.

Девушкой, оказавшей на Линча наибольшее влияние в его юные годы, была Джуди Вестерман: их выбрали самой милой парой школы, а в их школьном альбоме хранится фотография, где они сидят на велосипеде, сделанном для двоих. «У Дэвида была постоянная девушка, но в школе у него также было и много мимолетных увлечений, – рассказал Кларк Фокс. – Он нередко говорил о, как он их называл, “вау-женщинах”, и, хотя в детали не вдавался, я знал, что они в каком-то смысле дикие. Дэвид был заинтригован дикой стороной жизни».