И все-таки, каким образом он перевелся в Тбилиси? При помощи рапортов или мелких услуг? Ну, при помощи больших услуг и дурак перевестись может, только не каждый в состоянии предложить большие услуги. Вот я, сколько привез этому старому гипертонику цитрусовых! Не счесть, все меня кормил кадровик обещаниями! Сколько я рапортов написал с просьбой о переводе! И что? Бумага, как на местном ветру, куда-то улетела, без ответа и привета. Нашему Гоги, гляди ты, повезло – ответили на рапорт и даже вопрос положительно решился. А что, значит, перевести морского врача в Тбилиси? Это, значит, переодеть его в сапоги. И теперь ходит наш Гоги по площади возле Дома Советов в сапогах и с тоской вспоминает о славных днях, проведенных на флоте. Правда, я об этом никогда не узнаю, ведь не приедет в Поти наш Гоги, чтоб со сменщиком повидаться. Да ладно, переживем.

В общем, в свою первую отсидку, по штормовому предупреждению номер один, я не только нашел документы о воссоединении семьи, но и распорядок дня работы врача-физиолога. Оказывается, Гоги выбил себе два дня работы в госпитале, и это каждую неделю, и кроме дежурств и прикомандирования. Отлично, надо сказать, он устроился. Тоска меня взяла по клинической работе. Ведь кто хоть раз постоял за операционным столом, уже никогда этого не забудет. А что после выпуска? Отсидки в части в ожидании хорошей погоды у моря.

В общем, пока я грустил под дождепад и порывы ветра, в кабинет ввалился Кешик, наш командир. Тужурка насквозь пропиталась влагой, и с него столько воды, что я, грешным делом, подумал о том, откуда он пришел, – даже в проливной дождь нельзя так вымокнуть. Я уже знал, что Кешик того, «зашибает», наслушался от начпо и от случайных прохожих. Поэтому, первым делом, я подумал, что Кешик ввалился ко мне, чтоб выпросить чего-нибудь выпить.

За окном творилось невообразимое, и то, что Кешик не спешит убраться из кабинета, у меня не вызвало удивления. Ну, сидит перед тобой твой непосредственный начальник, ну, молчит, ну, поглядывает по углам, заглядывает под кушетку, ну и что?

Я подумал немного и говорю:

– В такую погоду, товарищ капитан третьего ранга, только и делать, что лежать в постели с красивой женщиной и потягивать из рюмочки спирт. А?

– Точно, док, у тебя же есть?

– Нет, – говорю, – я же ничего не получал, а сменщик ничего не оставил, даже журналов списания нет.

– Не может быть!

Кешик, нужно признаться, так оживился, забегал по кабинету, стал распахивать дверцы шкафчиков и все приговаривал:

– Я же видел, как он оставлял. Я же сам видел.

Я не понял, что Кешик видел, но потом оказалось, он знал, что искал. Лезет Кешик в шкафчик с инструментарием и достает почти полную бутылку спирта.

– Во! Что я говорил. Давай, док, стаканы и витамину.

Потом я понял, почему Кешик поначалу мялся, стыдно было первым предложить молодому лейтенанту выпить.

Налили по стакану, выпили. Кешик как-то быстро осовел. Я еще подумал, что ему плохо станет, но так я думал только тогда, в первый раз. В общем, Кешик для порядка поупрашивал меня выпить с ним еще, и когда я отказался спирт хлестать, сам выдул бутылку. Потом отвалился на спинку стула, стал бросать в рот по одной витаминине «Гексавита» и все приговаривал:

– Ты хорошо, док, подготовлен. Диспетчера о тебе хорошо отзываются.

Я еще подумал, какой именно из диспетчеров? В части, кроме дежурного матроса, всегда назначался диспетчер, который следил за старыми лоханками из отделения вспомогательных судов. Эти диспетчеры все были пенсионерами. Старики. Одному, буквально на следующий день после того, как я представился Кешику, вручили грамоту за то, то пробыл в рядах КПСС пятьдесят лет. Этот ветеран партии, Хмылев его фамилия, уже страдал тугоухостью. Бывало, как услышу, что кто-то дует в микрофон минуты три, проверяет, работает или нет, значит, Хмылев.