Брайди уже как тридцать лет умерла, но я хорошо помню ее – мою самую преданную, искреннюю подругу, – такой у меня больше не было. Помню и то, что происходило в темном тепле нашей постели. Как мы ласкали друг друга. Как Брайди ласкала меня, я ласкала Брайди, все, что мы делали вместе. Мы никогда не говорили об этом. У нас не находилось слов, чтобы это описать. И мы совсем не стыдились. Это то, что случается между двумя человеческими существами само собой. Все это происходило по зову природы, дарило нам наслаждение столь же естественное и невинное, как еда, чтобы утолить голод, или вода, чтобы утолить жажду.

Теперь, повзрослев, мы стали замечать сексуальность повсюду. Вот пес, его маленькая блестящая штучка то появляется, то исчезает, а при виде сучки в состоянии течки он просто сходит с ума, кажется, только смерть может помешать его совокуплению с ней. Вот баран трогает копытом и обнюхивает овцу. Она с виду никак не реагирует, а сестры ее, не поднимая голов, увлеченно щиплют травку, словно демонстрируя: ой, мы так заняты, нам не до этого. Баран бросается на овцу, сжимает ее ногами. Несколько мгновений – и все кончено, а овца все так же щиплет травку.

Из нас двоих смелее была Брайди. То, о чем я только думала, она произносила вслух.

– Честно говоря, Лизбет, – заявила она как-то присущим ей сухим тоном, – если это то, что нас ждет в супружестве, то гори оно синим пламенем.

В Бриджруле мы не встречали среди жителей ни Троила и Крессиды[4], ни Ромео и Джульетты. Но мы видели, что мужчины, если представлялась такая возможность, предавались любовным утехам с женщинами, практически с любыми. А женщины, если представлялась такая возможность, соглашались жить с любым мужчиной, неважно каким, при условии, что он мог предложить им будущее. Только в книгах мы читали про любовный восторг и вздохи. В книгах влюбленные вступали в брак на последней странице, а что было потом – покрыто тайной. Мы зачитывались книгами, но в них мы, девочки, не находили никаких намеков на то, что ждет нас в жизни.

Брайди могла позволить себе смелые высказывания, – по крайней мере, наедине со мной, – но лишь потому, что у нее были родители, которые о ней позаботятся, братья, которые ее защитят. Она могла рассчитывать на солидное приданое, которое выделит ей мистер Кингдон, когда придет время. Да, мы с ней смеялись вместе, но мой смех не был искренним. Красотой я не блистала. Не имела ни родственников, ни приданого. Да и солидных связей тоже. Моим единственным достоянием была девственность. И только она. Я начинала понимать, что должна продать свою непорочность с максимальной выгодой, ведь когда я ее лишусь, у меня больше ничего не останется.

Мы расцветали, превращаясь в юных девиц, и к нам стали захаживать молодые люди. Офицеры, расквартированные в казармах Холсуорси; учителя из школы, в которой учились братья Брайди; викарии. Когда мы входили в комнату, мужчины вскакивали на ноги. Когда шли к выходу, они подбегали, чтобы открыть перед нами дверь, как будто сами мы были не в состоянии повернуть ручку. Когда гуляли в полях, они перепрыгивали через низкий забор, чтобы, поддерживая нас под руки и за талии, помочь нам преодолеть перелаз. Но если бы не пышные платья и нижние юбки, в которые мы были облачены, если бы не шали, спадавшие с наших плеч, если бы не необходимость вести себя скромно, в силу чего мы были скованны в движениях, нам не требовалась бы никакая поддержка. Вся эта изысканная учтивость, вся эта банальная галантность лишь подчеркивали тот факт, что мы обладаем чем-то столь драгоценным, что нас нужно охранять.