И в этот миг беспомощности справа от меня послышалось знакомое рычание. Неубиваемый Заречный, с пятью только моими пулями в голове, надвигался на меня в надежде снова попытаться порвать мою руку. Патронов у меня больше не было, да и сил тоже, так что я просто сверлил его взглядом, пытаясь рассмотреть в безумных глазах хоть что-то человеческое.

Благо, случилось чудо, и под свист шашки за спиной дикаря возник Йозеф. Одним движением он снял голову заражённого с насиженного места, после чего тот наконец упал навсегда.

– Надеюсь, этого ему хватит. – Он подал мне руку, чтобы помочь встать.

Я отказался, покачав головой. Тогда он просто сел рядом:

– Ты как, живой?

– Бывало и лучше… – ответил я. – Видел когда-нибудь столько тел?

– На войне видел и больше, – сказал он.

– А в миру?

– Было один раз. Лет пятнадцать назад.

– Какое совпадение.

– Тоже девятьсот пятого?

– Да, в Лодзи.

– А я в Петрограде… Но постой… – Он задумался. – Ты же тогда совсем молодой был. Сколько тебе тогда было, шестнадцать?

– Пятнадцать. У меня день рождения в ноябре. Но ты сам был тогда не сильно старше, так ведь?

– На пять лет больше мне было.

– Это не много. И в двадцать лет люди не должны видеть такое. Вообще никто такое не должен видеть.

– Когда мы победим и советская власть установится, никто и не будет. А пока предотвращаем…

– …и предвосхищаем.

Я стоял посреди вычурной гостиной номера сто семь, ранее бывшего частью небезызвестного отеля «Националь». А ныне, после недолгой остановки Владимира Ильича, ставшего неотъемлемой частью первого московского «Дома Советов». То есть пристанища различных отечественных чиновников и членов народных собраний. И вот один из них вызвал меня к себе.

Сидя передо мной в костюме-тройке на атласном синем кресле, он недовольно тёр аккуратную короткую бороду, придававшую ему вид типичного врача нашего времени. Будто бы у всех них был единый незримый консультант по моде, заставлявший учёных мужей одеваться исключительно одинаково элегантно.

Но, конечно, этот доктор был не совсем типичным. Об этом говорили и место нашей встречи, и значок Моссовета на лацкане его пиджака. И, конечно, речь шла далеко не о моём здоровье.

– И так, товарищ Ярузельский… Вы ничего не хотите мне объяснить? Ваше бюро вообще может не создавать проблем для моего?

– Мы с моим напарником не знали, что выйдет что-то такое. Да и вообще, это вина не наша, а того зверя, за которым мы охотились. Может, всё сложилось бы хуже, если бы мы не настигли его вовсе. По крайней мере, хочу заметить, что мы спасли многих людей! Это лично отметил товарищ Дзержинский…

– Ладно, спасли. Но что нам делать с целым районом под карантином? У нас там наступление на Мурманск и на Екатеринодар, а Моссовет отвлекает красноармейцев и военных врачей на ликвидацию вашей ошибки!

– Я же говорю, что не наша вина в том, что…

– Ваша. Ваш отдел должен предупреждать такие события, с терактами проклятых и всем, что с ними связано, а не провоцировать их! Мы с товарищем Роговым очень недовольны вашей работой. Вот вы выяснили, кто ещё стоит за этим прорывом?

– Пока что нет, товарищ Семашко… – Я ощущал себя провинившимся школьником, которого отчитывает директор гимназии.

– Ей-богу, лучше бы МУРу поручили это дело!

– У нас просто пока не хватило времени!

– У других хватило, а у вас не хватило…

– Что вы имеете в виду?

Он потянулся к своему портфелю, стоявшему рядом с креслом, вытащил оттуда небольшую новенькую папку и протянул мне:

– Пока вы занимались чёрт-те чем, мои люди в зоне карантина нашли вам свидетеля. Но! – Он резко отдёрнул стопку бумаг, стоило мне за ней потянуться. – Я, конечно, медик, а не детектив. Тем более я не ваш начальник. Но от лица Моссовета хочу попросить вас, как сотрудников Особого отдела, впредь работать с меньшими разрушениями. И вообще, всё это дело хорошо бы было оставить в тайне. Понимаете меня?