Я тоже на большее рассчитывал.

– Полтора миллиона отдадим в Политбюро, – объявил Гарибальди, – остальное нам.

– Давай себе миллион оставим, – не согласился я. – Мало ли какие расходы будут.

– Не, – мотнул он головой. – Эти деньги на вооружение пойдут, на материальную помощь малоимущим, да на много чего ещё. Только централизовано можно их распределять по справедливости.

– Да мы и есть малоимущие. У нас ни оружия, ни амуниции.

– Шестьсот тысяч себе оставляем, куда уж борщить. В Политбюро узнают, что так много – рады не будут. Хватит. Тем более что с оружием сейчас получше. Ты же увёл автомат.

Ну хорошо, хорошо. Ты прав, ты всегда прав. Пусть и боссы Политбюро тоже вискаря попьют и икры поедят. А то и в Париж съездят на распродажу.

– Стой, стой, не закрывай! – крикнул я Наталье, готовой застегнуть молнию у сумки с деньгами. – Дай я окунусь в них.

Подскочил к ней, выхватил суму, нырнул головой в кипу разномастных банкнот.

– А-а, вот она, буржуинская лафа! – молвил, вытащив голову наружу. – Знаете, есть что-то в этом, есть. Изучать надо врага, понимать его инстинкты. Сущность его откуда проистекает. Отрекаюсь! Отрекаюсь от тяги сей мерзопакосной! Нет в деньгах счастья, в свободе лишь она и равенстве для всех. Изыдите, демоны, изыдите!

Белоснежка с Кислой выдали партию трепетно-лучезарного хохота, Пятачок хмыкнул пару раз, Гарибальди криво усмехнулся.

– Убери, – сунул я сумку Наташе обратно, – убери их к чёртовой матери. Пойдём танцевать лучше.

Она задвинула сумку под диван и вскочила на ноги, тут же оказавшись в моих объятиях.

– Революционеры тоже имеют право на отдых! – выдавал я лозунги. – Оттянемся по полной, товарищи! Борьбе конца и края нет, надо сил набираться и эмоций.

Прижал Кислую к груди и повёл в ритме танго по комнате. Остановившись, изогнул её в дугу. Танго, это танго!

Белоснежка, которая по жизни чумовая штучка и зажечь всегда пожалуйста, вытащила танцевать Пятачка. Тот что-то изображал. Антон вглядывался в работающий с отключенным звуком телевизор. Юмористы с певунами уже развлекали. Да уж, его фиг раскрутишь на веселье. Покарайте меня громы и молнии, но когда мы придём к власти, он станет гадким и унылым службистом-функционером, будет читать по бумажке скучные речи и превратится в итоге в нового Брежнева.


– Дорогие друзья, соотечественники! – лысый, облезлый, скрюченный президент выполнял до чёртиков заколебавшую его обязанность поздравлять российский народ с очередным Новым годом. – Прошедший год выдался для россиян непростым, мы столкнулись с новыми мировыми вызовами и экономическими потрясениями. Но в то же время он принёс нам много положительных моментов, принёс новые надежды…

– Миллионов семь, я думаю, – отвечала мне Виктория. – Может, восемь. Так что это не для простых смертных.

– Ну а непростым-то чего сбегать в Союз? – озвучивал я собственную мысль. – Им и здесь хорошо.

– Не, не скажи, – возразил Борис. – У нас газета материал делала из той конторы, откуда в Союз отправляют – желающих полно. Точную цифру, правда, не назвали. Миллионеры, миллиардеры, всё у них здесь чики-поки – а всё равно в Союз хотят. Поверхностная статья, однако, получилась, всё засекречено же.

– Не забывайте, что оттуда тоже сюда переселенцы прибывают, – вставил Антон. – Так что процесс взаимный.

– Это пропаганда! – махнул я рукой. – Гнусная пропаганда. Ну кто, скажи мне на милость, захочет уехать из Советского Союза, где уже коммунизм, в эту долбанную капиталистическую Россию?

– Ну, мало ли какие у людей соображения. Может, кого-то коммунизм не устраивает.

– Да актёры это, – не сдавался я. – Им деньги платят за то, чтоб они изображали, как в Союзе плохо. Чтобы рождали в нас сомнения, что у коммунизма и обратная сторона есть. Репрессии, уничтожение инакомыслящих, Америку бедную разбомбили. Так это же всё правильно, это то, что и надо было сделать. С этими инакомыслящими, которые так и не дошли до понимания единственной правильности коммунистической идеи, которые не созрели до её величия, именно так и нужно поступать. Просто тамошние коммунисты таким гуманным способом от сомневающихся избавляются, от балласта, сбрасывая его нам. А у нас и так человеческого дерьма выше крыши.