12. Так как, следовательно, ни (vel) вестник Эр, ни видящий сон Африканский [Младший] не порождают никакого препятствия (iniuriam) для обсуждения [вопроса], но, [напротив], изложение священных дел во [всём] своём полном достоинстве было бы защищено этими именами, пусть успокаивается, наконец, [их] обвинитель, обученный отделять сказочные [рассказы] (fabulosa) от сказок.

13. Следует всё же знать, что не во всякое рассуждение философы допускают сказочные [рассказы], даже дозволенные. Но они имеют обыкновение пользоваться ими [только тогда], когда говорят или о душе, или о воздушных либо эфирных силах, или о прочих богах.

14. Впрочем, когда [их] рассуждение осмеливается подняться к высшему и первому из всех [богов] богу, который именуется у греков τἀγαθόν [26], который [именуется] πρῶτον αἴτιον [27], или к уму, который греки называют νοῦν, содержащему первоначальные виды вещей, которые были названы [греками] ἰδέαι, рождённому и возникшему из высшего бога, когда, я повторяю, они говорят о них, высшем боге и уме, они совершенно не касаются ничего сказочного, но если они пытаются обозначить что-нибудь в отношении этого, которое превышает не только лишь [человеческую] речь, но также и человеческое мышление, то [тогда] они прибегают к [некоторого рода] уподоблениям и примерам.

15. Так, Платон, когда он воодушевился рассказать о τἀγαθῷ, не дерзнул сказать, чем оно было бы, зная о нём одно лишь то, что не могло бы быть познано человеком [то], каким бы оно было, но отыскал из видимых [вещей] одно лишь подобное ему солнце, и через посредство [данного] уподобления его [солнцу] он открыл своей речи путь подняться (attollendi se) к непостигаемому.

16. Поэтому и никакого изображения ему не изваяла древность, хотя другим богам они устанавливались, потому что высший бог и рождённый из него ум пребывают как за пределами души, так и выше природы, куда не дозволено приходить ничему из сказок.

17. Касательно же прочих богов {как я [уже] сказал} и касательно души они не напрасно и не [для того], чтобы [себя] позабавить, обращаются к сказочным [рассказам] (fabulosa), но потому что они знают, что недружественным природе является её (sui) прямое и простое описание, которая как отняла у обычных чувств людей уразумение себя [под] разнообразным покровом и укрытием вещей, так и пожелала, чтобы её (sua) тайны извлекались умными [людьми] через посредство сказочных [рассказов].

18. [Вот и] сами тайные верования (mysteria) так скрываются [в] укромных норах (cuniculis) образов, что даже обретавшим их природа таких вещей не показывает себя в подлинном виде (nudam), но [показывает себя таким образом] только превосходным (summatibus) мужам, знающим сокровенную истину благодаря мудрости при [их] толковании; остальные [же], пожалуй, довольствуются для [их] почитания образами, защищающими тайну [верования] от пошлости.

19. Даже у Нумения [28], очень пытливого среди философов [в отношении] таинственных божеств, сны оставили неприятное переживание (offensam), будто он разгласил Элевсинские священнодействия [29] [своим] толкованием, так как ему привиделось, что он зрит самих элевсинских богинь блудливой наружности, стоящих перед раскрытым притоном. И [ему], дивящемуся [этому] и просящему разъяснения о причинах [такого] не соответствующего божествам бесстыдства, разгневанные [богини] ответили, что они насильно удалены им самим из храма их невинности и выставлены на позор [перед всеми] отовсюду (passim) приходящими.

20. К тому же божества весьма желали, чтобы их всегда представляли и почитали так, как [о них] для народа рассказывала древность, которая приписала и изображения и изваяния [божествам], совершенно чуждым таких обличий; и возраст – не знающим как (tam) возрастания, так (quam) и уничтожения; и разнообразные наряды и украшения – не имеющим тела.