Вы увидите у Фабриция, 1, З. (и VII, 144, n. 44), сколько Гермия было в греческой литературе и как порой путают с сыном Аммония, к примеру, в названии комментария Порфирия к Исагогену «Мемуары Аммония Гермия и др.», причем в именительном падеже стоит не Ammonius Hermiae, а Ammonius Hermias, как можно было бы предположить: Эта ошибка каким-то образом вкралась в книгу, которую В. фон Крист написал о греческой литературе (с. 374 предыдущего издания).

Несомненно, что Гермий Александрийский жил во второй половине V века, но ни год его рождения, ни год смерти определить невозможно. Его учителем был сириец, сын неоплатоника Филоксена, возглавлявший школу после Плутарха, сын Нестория, чьи комментарии касались «Федота», «Республики», «Тимея», «Законов», «Метафизики» Аристотеля и «Риторики» Гермогена. Одновременно с Гермием за сирийцем последовал несколько более молодой и благородный Прокл, который всегда был его лучшим другом. Говорят также, что Гермий был связан с Египтом неким родством, дядей философа Исидора. В жены ему досталась прекраснейшая и целомудренная Эдезия, сирийка, как говорят, племянница, на которой Прокл был ранее женат, но когда «некий бог» (как говорит Суидас) не позволил ему жениться на ней, он отдал ее Гермию. До нас дошла величайшая похвала о Едесии: она была и самой красивой, и самой лучшей из александрийцев, с простым и искренним сердцем и прекрасным благочестием по отношению к богам.

И с такой же либеральностью по отношению к бедным. И поэтому мы можем предположить, что жизнь Гермия была счастливой и мирной, ибо мы не слышим от него ничего неопределенного. Ибо то, что сообщает Суидас Агафийский о том, что некий Гермий был послан в Персию с другими философами, не кажется нам принадлежащим, поскольку даты не установлены, а сам он, как говорят, был родом из Финикии. Мы можем лишь предположить, что он публично преподавал в Александрии, когда Суидас говорит о пище, которую ему давали горожане; несомненно, однако, то, что он умер раньше своей жены, оставив двух сыновей, Аммония и Гелиодора, которые в то время были еще маленькими и впоследствии достигли гораздо большей славы, чем их отец. Поскольку у нее не хватало времени на обучение детей философии, Ания всем сердцем старалась передать им знания отца по наследству; в то же время, с помощью Прокла, она приводила детей сюда, пока они не достигали зрелости, а сама сопровождала Афину, где им было легче учиться. Об Аммонии, Гелиодоре Дамасском и других учителях сказано достаточно ясно; наконец, мы слышим о некоем Григории, брате Гермия, который сам стал философом и обладал очень острым умом, но в старости еще не утратил способности тела и ума.

Из того, что Дамаский рассказывает о Гермии, ясно, что он был явно достоин того, чтобы взять в жены Эдезию. Ведь говорят, что он обладал таким характером, что даже Момус, как говорят, не хотел над ним насмехаться, и его украшали другие добродетели, но прежде всего – мягкость и справедливость. В качестве примера приводится тот факт, что каждый раз, когда он что-то покупал – а очень часто он покупал книги, так как был очень бережливым философом, – если продавец случайно запрашивал более низкую цену, он исправлял ошибку, даже не пытаясь расстроить покупателя. Дома, как отец, он очень хорошо выполнял обязанности мужа, но не настолько, чтобы позволять своим детям учиться детским вещам, как можно узнать из одной истории, увиденной в Дамаске, что на самом деле было на самом деле, недостаточно ясно. Но в философии, как мы уже говорили, он отличался величайшим усердием: ведь он всегда держал в памяти слова сирийцев и не забывал их, как только читал в книге; действительно, он никому не уступал в учебе, даже Проклу. Однако он не проявлял такой проницательности; говорят, что он не был ни άγχίνορς, ни oξύς, но был совершенно неспособен находить доказательства, так что даже то, что он считал истиной от всего сердца, он редко мог доказать своему противнику. Поэтому он не написал ничего своего по истории александрийской школы, ничего своего, а занялся исключительно толкованием диалогов божественного Платона. Однако книги в каталоге Эскориальской библиотеки, которые Г. Лин-данус описал до пожара 1579 года (Miller, p. 128), относятся к кодексам философов: Δ-VII-17 и Θ-111-7»; однако, поскольку эти полки были уничтожены пожаром, невозможно судить, писал ли их наш математик и почему он был помечен как врач. Однако наиболее вероятно, что он говорит о том или тех, о ком см. Фабриций. Ведь кто, если верить Дамаскию, не был ни λoγων αποδεικτικo εύρέτης, ни γενναίος άληθειας ζητήτης, ни мог достичь άκρί Благодаря своему красноречию, он почти не посвящал себя математике.