– Ничего. Бог не выдаст – свинья не съест… Видите, я пообщался с Реньо и сам заговорил идиомами. Вот завершим очищение страны от красной мрази…

– Я прошу вас не употреблять в моем доме подобных выражений, – резко сказала Вера.

– Примите мои извинения, – Михайлов чуть смешался. – Не считал эти слова чем-то неприемлемым в обществе… в газетах так пишут. Но раз вы находите их слишком грубыми, я стану лучше следить за языком. Не предполагал, однако, в женщине, служащей в ОГП, подобной чувствительности.

– Дело не в чувствительности и не в грубости выражения, – ответила Вера. – Дело в том, что подобные слова заставляют забывать, что наши враги – такие же люди, как и мы.

– Потому что так проще уничтожать их, – пожал плечами Михайлов.

– Проще, – согласилась Вера. – Но никто не обещал нам, что будет просто. Да, мы вынуждены убить сотни тысяч людей – коммунистов и тех, кто поддерживал их. Миллионы, возможно. Потому что иначе не установить мир. Но если мы забудем о том, что они – люди в первую очередь, мир, который мы построим на их костях, окажется страшнее самой лютой войны.

Щербатов не в первый раз наблюдал подобные дискуссии. Вера как рыба в воде чувствовала себя в любом обществе, но парадоксальным образом всегда была удивительно независима в суждениях. Большинству людей проще не только делать, но и думать то же, что и окружающие. Вера же обо всем составляла собственное мнение. Это было присуще ей с детства. Зачем учить мертвые языки, когда мы не понимаем и половины наречий, на которых говорят в нашей стране? Почему высшее счастье для женщины – любовь, семья и дети? И вот теперь: мы не имеем права расчеловечивать тех, кого уничтожаем.

– Подобная интеллектуальная честность не может не вызывать уважения, особенно учитывая характер вашей службы, Вера Александровна, – осторожно сказал Михайлов. – Вы безжалостны не только к врагам Нового порядка, но и к самой себе. Хоть моя деятельность и не связана с уничтожением врагов Нового порядка напрямую…

– Отчего же не связана? – удивилась Вера. – Высокая смертность в концентрационных лагерях связана с их недостаточным финансированием в первую очередь.

– Ну, вы ведь сами видите, что творится, – Михайлов неопределенно повел рукой. – Нам бы сейчас сохранить то, без чего у России нет будущего. Тех же, из-за кого страна и упала в эту яму, можно считать людьми, можно не считать, однако кормить их чересчур накладно в любом случае. Мне, однако же, пора откланяться. Андрей Евгеньевич, надеюсь, что в самом скором времени смогу сообщить вам новости касательно проекта преобразования МВД. Охрана государственного порядка – вопрос министерского уровня, не департаментского.

– Согласен с вами. Жду новостей, – ответил Щербатов.

– Кстати, мне, пожалуй, стоило бы восполнить досадные пробелы в образовании, – сказал Михайлов уже в прихожей. – По меньшей мере в том, что касается Шекспира. “Ромео и Джульетта” идут в Малом театре.

– Это превосходная постановка, – улыбнулась Вера. – Рекомендую вам ее посетить.

– Буду счастлив, если вы составите мне компанию, – Михайлов взглянул Вере прямо в глаза.

– “Ромео и Джульетта” в Малом прекрасны. Но я их уже видела, – ответила Вера.

Михайлов поклонился с достоинством, но заострившаяся складка у губ выдала его досаду.

– Софи телефонировала сегодня, – сказала Вера, когда они с братом остались наконец вдвоем. – Просила передать тебе, что на этой неделе свободна завтра и в четверг. Будет рада тебя повидать.

– Вот это первая по-настоящему хорошая новость за весь день, – Щербатов улыбнулся. – В таком случае не жди меня завтра к ужину.