– А кто ж тогда? Разве не ты все устраиваешь?

Ава, уже собравшегося, но так и не успевшего ответить, вдруг прогнал из ее головы Михаэль. Вошел, и Ав трусливо сбежал. А Мария как ни в чем ни бывало, словно ничего не случилось и никакого Ава с его железными руками в ее жизни никогда не было, продолжила разговор непонятно с кем. Хотя что тут непонятного? – Очень даже понятно – с кем!

– Впрочем, может быть и я… А почему не ты? Как ты можешь быть уверен?…Или все-таки он?… Вот и хорошо, что ничего не замечаешь. Этого же не увидишь! И не надо это видеть. Главное, что пока нас трое и каждый думает на другого… Я и сама иногда чувствую… Ничего я не дура! И вовсе не психованная! Сам ты дурак глупый! Ах так?! Тогда знай, не хотела тебе говорить, но… Ав говорит нам правду. Это ты ничего не понимаешь! Ничего у меня не семь пятниц на неделе! Да, он симпатичный… Ну и что из того, что он безродный? Откуда мне знать, как он целуется?! Что ты там мог видеть?! Тебя же там не было! Очень хорошо, вот и попробую. И не смей больше ко мне прикасаться!

И вдруг шмыгнула носом.

– Хватит уже на меня злиться. Помнишь, что дядя Иосиф про него сказал? – Что он такой же гений, как мы с тобой. И что это большое для него счастье – учить нас троих, потому что среди нас Бог… А ты правда хочешь на мне жениться? Потому что любишь? А почему любишь? Да вытащи же ты руки из-за спины, дурак! Потому что, если из жалости, то не нужно мне от тебя ничего! Я что, некрасивая?…

Интересно, а что на самом деле Мария думала о роли Ава в этой их странной игре? Во что она в действительности верила? В то, что мальчишка непонятно зачем врет ей и Михаэлю? Или что он скрывает какую-то непонятную правду, которую ей незачем или почему-то неполезно знать? Уж больно противоречивыми были ее высказывания на этот счет. Вчера ей было удобно думать одно, а сегодня она с удовольствием принимает обратное. И все с чистой совестью! Способна ли она вообще распознавать и любить правду или уже изовралась, погрязнув в своих преступных желаниях, до такой степени, что ей стало все едино? – Сложный вопрос. Вруньей, вообще-то говоря, она быть не хотела. – Ничего себе ответ! – Да, вот такой. Мария действительно страдала, когда ей приходилось говорить неправду. И ее мучения умножились, когда Иосиф начал делать из своих учеников волшебников (он употребил другое слово – мистиков, но Марии оно не понравилось и она его сразу забыла). Он потребовал от них, казалось бы, простой и понятной вещи: представить, что они прозрачны. Нет, он даже не так сказал: не прозрачны, а видимы. Кому видимы – он уточнять не стал. Просто видимы и все. Ну, а раз видимы, то, стало быть, и прозрачны. Это было одно из множества простеньких упражнений, которые он для них все время придумывал. – “Простеньких”!…

Михаэлю сделаться прозрачным удалось без особых проблем. Ему вообще ко многому удавалось придти быстрее других, даже быстрее Ава, отчасти потому, что он по возможности избегал лишних усложнений. И, наверное, еще потому, что был, как говорил про него Иосиф, цельной личностью.

А у Марии в ту пору как раз случились первые месячные. Странное совпадение. Еще и мать зачастила. Стала приходить к ней уже чуть ли не каждый день. И, конечно, помешала дочери почувствовать Бога. Почему и началось вранье. По этому поводу было пролито немало слез. И сказано много ненужных слов. Неправильных. Несправедливых. В том числе и в адрес Михаэля. Непонятно, с какой стати. В общем, с этим упражнением Мария не справилась. Точнее справилась, но не сразу. А когда справилась, сделалась совсем несчастной.