Зинаида Зиновьевна. Тогда подожди меня в приемной.

Лена. (Выходя.) Ну почему мне не восемнадцать?

Зинаида Зиновьевна. (Одна.) «Почему мне не восемнадцать?»… (Подходит к зеркалу, смотрится в него, качает головой.) Почему мне не восемнадцать?.. Правда, в восемнадцать я еще не замечала годы, но в двадцать два уже начала их считать… И не успела опомниться, как насчитала тридцать. Тридцать! Еще кажешься себе чуть ли не студенткой, еще тебя окликают на улице «девушка», еще думаешь, что все впереди, а тебе уже тридцать, и пора прощаться с молодостью. И ты плачешь целую неделю, потом смотришься в зеркало, пытаешься убедить себя, что ты еще «ничего», покупаешь светлую кофточку, делаешь короткую стрижку, замечаешь, что на тебя еще оглядываются, и немного утешаешься. Все бы хорошо, но тебе почему-то уже сорок! Ты ловишь себя на том, что с интересом слушаешь разговоры о пенсии, твоей дочери восемнадцать – как только что было тебе, а тридцать лет кажутся теперь самым ярким и привлекательным возрастом. Ты прекрасно понимаешь, что лучшая твоя пора уже отгремела и что пришло время так называемых тихих радостей – если, конечно, они у тебя есть и если ты не оказалась у разбитого корыта. Но сердце все равно почему-то молодо, и ты все еще чего-то ждешь… Чего? Ведь скоро уже пятьдесят, а там и… (Вздыхает.) «Почему мне не восемнадцать?»

Уходит. В комнату невесты входят Бабушка и Надя.

Бабушка. Спасибо, милая, согрелась я. Хорошо с тобой Грише будет. Да и тебе повезло – добрый он мальчик, работящий, покладистый… Может, ко мне переедете? Здесь ведь тесно живут, а у меня целый дом стоит пустой.

Надя. Спасибо, мы к городу привыкли.

Бабушка. А что в нем хорошего? Все злые, бледные, все куда-то бегут, в автобусах давятся, да промеж себя лаются. А у нас спокойно; речка тихая течет, вода в ней красная, а бережки зеленые, травные…

Надя. (Рассеянно.) А почему вода-то красная?

Бабушка. (Ее окающий говорок звучит душевно, успокаивающе.) Торфяная. Но чистая. А дом ладный, просторный. И сад богатый. И сараюшко есть, и коровушку бы взяли…

Надя. Скучаете по дому?

Бабушка. Еще бы! Что здесь хорошего? Ваня пьет, Тоня честит нас почем зря…

Надя. А вас-то за что?

Бабушка. А для компании. И устала я хозяйничать.

Надя. Так отдыхайте, кто вас заставляет?

Бабушка. Ну как же… Теперешним детям не помогать, так они совсем любить не будут.

Надя гладит Бабушку по руке.

Надя. Как же вы там одна, в деревне?

Бабушка. Почему одна? Меня там котанушко мой ждет. У соседки оставила. Скучает, должно быть. Умный кот, ласковый. Утречком проснусь, а он уже у мисочки крутится, хвостиком помахивает, молочка ждет. Попьет, об ногу мою потрется и бежит к своей сударушке.

Надя улыбается. Разговор этот ее согрел и успокоил.

Надя. Спасибо вам, бабушка.

Бабушка. (Удивленно.) За что?

Входит Антонина Прокофьевна.

Антонина Прокофьевна. Не приехали?

Надя. Нет.

Антонина Прокофьевна. Позвоню в ресторан, скажу, чтоб веселье без нас начинали.

Надя. Без нас?

Антонина Прокофьевна. (Хмуро.) А что делать? Не сидеть же людям, как дуракам, голодными за накрытым столом. (Достает мобильник, пробует позвонить. С сердцем.) Черт возьми… (Прячет телефон.)

Входят Мария Николаевна, Вера, Алла и обе Гостьи. Они обсуждают увиденную ими церемонию регистрации.

Первая гостья. Прическу у невесты видела?

Вторая гостья. А как же. Я тоже, пожалуй, покрашусь.

Первая гостья. В какой цвет?

Вторая гостья. Ну… чтоб с оттенком.

Вера. (Алле.) Смотрю я на этих молодоженов, таких еще глупых, неприспособленных, зеленых, но уже воображающих себя взрослыми… Гляжу и думаю: ну куда вы торопитесь? Одумайтесь, хлебнете еще вы этой жизни с избытком.