Бориса Рублева подобные фенологические нюансы мало интересовали. Он быстрым шагом пересекал скверик, торопясь домой. Было то пограничное время, когда обычные граждане все реже заходят в скверик и его заполняют всякие сомнительные личности. В стороне от заасфальтированной дорожки Рублев заметил какое-то подозрительное копошение. Подойдя ближе, он увидел трех парней и девушку. Молодые люди обступили ее, один из них обхватил девушку руками. Та судорожно дергалась, безуспешно пытаясь освободиться, и тихо вскрикивала. Присмотревшись, Борис догадался, почему она не зовет на помощь. Девушка была азиаткой – вьетнамкой или китаянкой. Нет, скорее китаянкой. Вьетнамки мельче и комплекцией, и чертами лица. Скорее всего, она жила в Москве без прописки, и милиции боялась еще сильнее, чем насильников.

Молодые люди являлись смешанной компанией: русский и двое кавказцев. Они, игнорируя попискивания жертвы, принялись деловито срывать с нее одежду.

– Эй, ребята, по какому случаю лезете к девушке? Может, сегодня День насильника? – сойдя с дорожки, поинтересовался Комбат.

Парни дружно уставились на него. Мужик крупный, но уже в возрасте, куда ему устоять против троих? И чего он прет на рожон? Неужели мент?

– А тэбе какой дэло? Ты что, мылиция? Или хочешь нам помочь? – вызывающе бросил один из кавказцев.

– Нет, я не из милиции и помогать вам не собираюсь. Четверо на одну хрупкую девушку – это беспредел. Да и трое – слишком много. Отпустите ее, ребята.

– Мы сами разберемся, кого нам отпускать, а кого нет. Иди, мужик, своей дорогой. Мы пока тебя не трогаем из уважения к твоему возрасту, но, если будешь нарываться, схлопочешь. Зачем тебе на старости лет ушибы и переломы?

– Ушибы мне действительно ни к чему, – согласился Комбат, – но девушку жалко. Не вижу я на ее лице радости от общения с вами.

– Ты, старый пердун, довыпендриваешься! Бери ноги в руки, пока мы их тебе не обломали, и чеши отсюда, – злобно бросил русский.

– Хорошо, я уйду, но только вместе с девушкой, – стоял на своем Рублев.

– Вы оба отсюда не уйдете, а уползете, – пообещал русский и шагнул к Борису.

Вместе с ним двинулся один из кавказцев. Второй крепко держал китаянку.

– Ох, ребята, и откуда в вас столько дурной прыти? Вам надо вагоны с цементом разгружать или траншеи рыть. Глядишь, тогда бы не возникло желание насиловать по скверам девушек.

– Слюшай, он издэваэтца, да? За это я его буду бить долго и больно, – более экспансивный кавказец первым ринулся в атаку.

Никто не заметил, как южанин оказался на земле. Он только подскочил к Рублеву и уже пахал носом травку. Все произошло слишком быстро, русский не успел оценить обстановку и, сблизившись, попытался размашистым ударом в голову сбить Бориса с ног. Рублев выставил блок и коротко саданул противника в солнечное сплетение. Русский согнулся от чудовищной боли. Борис чуть повернул голову, заметил поднявшегося на четвереньки кавказца и небрежно пнул его ногой:

– Лежать, я сказал!

Кавказец послушно улегся. Борис развернул все еще корчащегося от боли русского и со всего маху влепил ему пинка под зад. Тот отлетел метров на десять и затих. Рублев стал медленно подходить ко второму кавказцу, державшему китаянку.

– Слюшай, нэ нада! Ми же все русский люди. И ты, и Валэрка, и Самвэл. Пачэму ты бьешь русских людей из-за какой-то иностранки? – от страха залепетал он первое, что пришло в голову.

– Выходит, ты – русский человек? – слегка удивился Борис.

– Да. Могу паспорт показать. Там для всэх написан, чито я – гаражданина Российский Фэдэраций. А она нэт, она нэ гражданина.

– Слушай ты, гражданина. Во-первых, отпусти девушку. А то от страха вцепился в нее, как клещ. А во-вторых, бери своих дружков и быстро отсюда уматывайте. Навсегда. Если я еще раз увижу вас вечером в этом сквере, головы поотрываю. Ясно?