Корабль мягко приземлился и какое-то время ничего больше не происходило. Все начали движение в направление к прибывшему планетолету и вскоре остановились перед ним. Опустилась конструкция с трапом, и распахнулся входной люк. На первую широкую ступень трапа вышёл высокий темноволосый мужчина в своеобразном плотном костюме, следом появился другой. Довольно быстро все прибывшие спустились вниз, рассматривая встречающих. Виктория, крепко держа за руку сына, сказала ему:

– Самый первый – твой папа и есть! Узнаёшь?

Напряжённое лицо первого переселенца вдруг расцвело широкой улыбкой, он подбежал к Виктории и Максиму и молча стал целовать их. Остановился на мгновение, пригляделся поближе к парню и родным для Вики голосом сказал ей на ушко – не для всех:

– Спасибо за сына!

И никакой это был не монстр!

Капитан Гурский появился в полиции городка Берёзки, что в Пермском крае, как-то неожиданно. Начальником районного УВД -после оставившего службу семидесятилетнего Сусекина Ивана Павловича – уже все сослуживцы видели малоразговорчивого, сурового на вид и имеющего хорошее чутьё на мелких преступников старшего лейтенанта Колобова. Однако за какую-то провинность – не иначе – из Центра прислали именно Владимира Васильевича Гурского, его представил сотрудникам один из заместителей руководителя областного УВД подполковник Чечёткин. После того, как все разошлись по рабочим местам, Чечёткин попытался вызвать Гурского на откровенный разговор:

– Владимир Васильевич! – сказал он. – Обычно в нашу глушь не особенно норовят попасть из столицы. Может, облегчишь душу, объяснишь, чем провинился? Нам работать вместе, легче общаться будет… – Из кармана Чечёткин вынул плоскую фляжечку и два маленьких металлических стаканчика, а их другого кармана – две сосульные конфетки. Наполнил «напёрстки» хорошим коньяком и протянул один Гурскому.

– Не хочешь каяться – не надо! – добавил он, опрокидывая содержимое своего стаканчика на язык. – Не обижаюсь, у каждого – свои тайны. Думаю, что замочил ты не того, кого надо, чаще всего к нам таких и присылают. Пей за успехи в службе, да я поехал в Пермь.

Гурский, поморщившись, выполнил просьбу начальника, хотя к алкоголю относился резко отрицательно, и проговорил:

– Вы, Константин Ерофеевич, на меня будете удивляться, но я к вам сам попросился. Сильно нравятся места здешние!

Чечёткин удивлённо вскинул густые, как у Брежнева, брови, постоял минуту молча, развернулся и пошёл к двери. Гурский проводил его, как полагается, до служебной машины и дождался, пока она не скрылась за поворотом. И, естественно, он не мог слышать, как через некоторое время подполковник, сидевший рядом с водителем, пробурчал:

– Места ему здешние нравятся! И ещё кривит морду, когда французским коньяком угощают… Не наш человек!

– Что вы сказали? – не расслышал водитель, на что Чечёткин недовольно ответил:

– Ты за дорогой смотри! Разбаловали вас, понимаешь…

Проснувшись ранним утром в одиночном номере гостиницы и поглядев на яркое летнее солнышко в окошке, Гурский быстро вскочил, умылся, побрился, пожевал бутерброд, запивая чаем, и ринулся на службу, благо здание Управления находилось через улицу. Накануне он долго просидел у открытого окна гостиницы, изучая личные дела доставшихся ему сотрудников, а также папки с описанием последних раскрытых и не раскрытых местных преступлений. «Не густо, – думал он, зевая перед сном, – такие преступления и преступлениями называть неудобно. В Москве узнают, чем мне придётся заниматься – засмеют!» Действительно, самое значительное дело состояло в том, что соседка заподозрила соседа в том, что он убил свою жену, расчленил и закопал в огороде. Начитанная оказалась старушка, детективы любит, специальные передачи по телевизору смотрит. Но расследование выявило, что жена соседа сбежала к своему давнему ухажёру в соседний город, а сосед закопал в указанном месте испорченные овощи, собранные им в подвале, что и показало вскрытие предполагаемой могилы и исследование действительно весьма запущенного хозяевами подвала.