До вечера подполковника хорошо промяли, провели ряд эффективных медицинских мероприятий, от которых Хончи стало гораздо легче. А вечером в палате нарисовался начальник госпиталя. Выпили, пошла «задушевная» беседа, в которой майор Семёнов, «разливаясь соловьём», прямо и откровенно высказал свою мечту. Командир дивизиона тоже не молчал и вся беседа прошла с его стороны так, где слова – Комдив, московская комиссия, командующий армией и вообще разные другие «приятные» для майора слова, так и сыпались. Но ни разу старый туркмен не прокололся.

Через четыре дня перед госпиталем нарисовался УАЗик, а капитан Гранкин в палате у командира дивизиона. Забрал собранный чемоданчик и пошёл к машине, а начальник госпиталя остался в палате, чтобы выпить «на посошок». За эти четыре дня он сумел «войти в доверие» и сейчас готовился к откровенному разговору и изложению просьбы.

А в коридоре Гранкина перехватила сексапильная медсестра Лена: – Товарищ капитан…… – глубоким, манящим и грудным контральто заворковала и закрутилась около комсомольца полка.

– Товарищ капитан, а в каком городе стоит ваша дивизия?

Гранкин, облизнулся на полуоткрытые прелести медсестры: – Дивизия стоит в Витенберге, а наш полк в Ошаце.

– Какой полк? – Вскинулась Леночка.

– Артиллерийский, мадам… – шарканул Гранкин ногой, прокручивая разные варианты в голове.

– А вы что! Не адъютант подполковника? – Упавшим голосом произнесла медсестра, понимая недалёким женским умом о накрывшихся мечтах.

– Нет, мадам, – продолжал Гранкин, плотоядно пожирая молодую женщину глазами, – я комсомолец полка, а подполковник Хончи – командир дивизиона…

Леночка разочарованно хлопала пушистыми ресницами, вспоминая, все свои усилия и телодвижения, а потом внутренним взором глянув на лопнувшие мечты, звонко и заразительно рассмеялась. На смех выглянул в коридор начальник госпиталя и на его недоумённый взгляд, медсестра ткнула сначала пальцем в Гранкина, а потом в подполковника Хончи, вышедшего в коридор.

– Он – комсомолец полка, а он командир дивизиона… – и опять засмеялась, закинув красивую головку к потолку.

Вот именно этот момент любил красочно описывать капитан Гранкин, когда появлялся благодарный слушатель. Ярко и образно описывал, как от смеха красиво колыхалась грудь Лены и как кисло вытянулось лицо начальника госпиталя…

Я вышел из квартиры через полчаса, напоенный чаем и остановился на оживлённой улице, вдруг осознав, что впервые за три года был предоставлен сам себе – нет личного состава, который надо «пасти», нет командиров, стоявших над тобой и только и думающих – как бы тебя озадачить. Нет занятий, суточных нарядов. Ничего этого нет – и впереди целых два месяца СВОБОДЫ. С хорошими деньгами, настроением и мечтами. Я бездумно посмотрел направо, потом налево и пошёл прямо, через улицу в сторону Брестской крепости.

Кооператив Домниц

– А тут, герр официр, кладовая для хранения лимонада и минеральной воды, – Пауль вставил в замочную скважину несколько вычурный ключ, два раза звучно и сочно провернул его и открыл дверь. Небольшое помещение было доверху набито ящиками с тускло отсвечивающими в них бутылками с газировкой. – Тут у нас «Vita Cola», лимонад нескольких видов и минеральная вода. Если не хватит, дня за два скажите – восполним. Вот вам ключ.

Пауль передал мне ключ и, повертев его пальцами, я слегка озадаченно спросил, кивнув головой во внутрь помещения: – А для чего это?

– Как для чего? – Удивился Пауль, – пить…

– Так вот вода… Захотел солдат, подошёл к крану с кружкой, набрал и напился. – Дверь кладовки с напитками выходила в небольшую уютную умывальную комнату на десять кранов, красиво облицованную кафельной плиткой. Директор сельскохозяйственного кооператива «Домниц» Пауль Циммерман сам лично показывал небольшое, уютное общежитие, где мы будем жить последующие три месяца. Мы уже осмотрели светлые и просторные комнаты на два человека с цветным телевизором и отдельным туалетом. Зашли в небольшую столовую, показали мне бытовую комнату и ряд других помещений. Всё это я должен был принять у немца и следить, чтобы мои солдаты не дай бог, за три месяца, не разбабахали всю эту немецкую культуру. И умывальная комната с помещением кладовки были последнее, что осматривали.