он видит видит ли он сны в пересечении иступленном возгласе по-отечески вскинутой голове глаза которой горят красным видит ли он глубокий лес в котором еще глубже запрятан склеп запрятан глубоко глубоко в котором сокровища позабыты потеряны похоронены под толстым пластом времени лет столетий тысячелетий сокровища несметны но нереальны да и зачем они в реальности если до них никому не добраться а кто добирается до них тот уже изменен на атомном уровне совсем не тот кто собирался в путь не тот кого обнимали дворовые девки прежде чем отпустить его на волю в это ужасное путешествие в один конец он уже другой и знает это он никогда не вернется никогда никогда не вернется и память о нем мгновенно выпарится из умов всех ныне живущих да и из его памяти все ныне живущие тоже будут выпарены как и встарь как только его костлявые пальцы касаются проклятого золота и сопли слюни стекают исподлобья и глаза ничего больше не видят кроме экспансии золотого пространства в котором много света много броского удовольствия много того чего так хочется от жизни не жить а наслаждаться жизнью никогда не наслаждаться жизнью всегда ею наслаждаться и стоять перед огромным дубом под огромным небом под чистым небом отсутствие суеты нет никакой шерсти во рту и нет ничего более размашистого чем это чувство неведомой свободы свободы от свободы от самой свободы потому что пальцы жаждут сжимать тягучей кровью эту золотую тетиву на которую наложена золотая стрела золотые жилы я сделаю себе золотые жилы чтобы навсегда запечатлеть в себе это яркое всепоглощающее чувство невероятной свободы я силен да сейчас я силен это я придумал поток это я его создал рассчитал опосредовал подчинил константы нового времени это я великий человек но почему я теперь должен прятаться в этой антарктике почему великие открытия не дают первооткрывателям счастья почему они заставляют его убегать убегать почему так почему так и даже здесь теперь меня могут достать но как я могу убежать как я могу убежать если здесь я уже обустроился хотя то же самое было и в москве да знаю знаю я все это но мне так страшно так неприятно понимание того что опять скоро придется бежать американцы и китайцы опять вышли на мой след опять хотят узнать последнюю тайну потока но я ее никому не скажу я ее никому не скажу это очень страшно настолько страшно что я лучше умру чем открою ее всему миру нет этого никак нельзя теперь я сижу в закрытой лаборатории не могу ни с кем поговорить ни с кем связаться я просто изгой на столе лежит старинный револьвер шесть патронов в барабане и в голове какое-то странное чувство как будто я должен сделать что-то но что именно я не пойму.

И сейчас, сказал этот очкастый ушлепок, сейчас мы покажем кое-что. Именно кое-то. Здесь я напрягся. Что-то не так. Чутье меня никогда не подводило. Но я не стал ничего делать. Подумал, как какое-то уравнение может нанести хоть какой-то вред.

Сейчас мы кое-что покажем. На основании расчетов уравнений уровня ядра, мы построили вот такую штучку. Маленькую штучку, у которой всего одна функция. На крохотную долю герца, или что-то такое, понижать пространственные колебания. Или как-то так. Точно не помню. Это должно было привести к тому, что мы смогли бы заглянуть в замочную скважину и убедиться, что параллельный мир, действительно, существует.

Ты даже не представляешь, как я напрягся в этот момент. Прям аж очко сжалось. Но я уже ничего не мог сделать. Знаешь, бывают такие обстоятельства, когда уже ничего нельзя сделать. Вроде бы, все в твоих руках. Возьми да и разбей эту штуковину. Отдали катастрофу хоть ненадолго. Ты чувствуешь, что она скоро произойдет. Но ты ничего не можешь поделать. Ты просто стоишь и лупишься на манипуляции этого улыбающегося очкарика. Ну, короче, запустил он свою чудо-машину. Но замочная скважина не сработала.