С едва заметным разочарованием Вероника подумала, что смотреть на море как-то даже смешно. Не купаться и не гулять по взморью. Просто глазеть. Никто из местных так бы не сказал.

– В это время суток смотреть особо не на что, – коротко ответила она.

– Ну, тебе-то, может быть, и не на что. Кстати, сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Я бы дал тебе не меньше двадцати двух. – Бу сплюнул частичку табака. – Мне уже двадцать один, так что я многое повидал, – заметил он, убежденно кивнув.

– Я слышала, что ты выиграл конкурс. А какой?

Вероника переносила вес с одной ноги на другую, надеясь стать чуть-чуть меньше ростом. Ужаться на пару сантиметров, продавив подошву.

– Это стипендия. Я должен создать скульптуру. В Лахольме запустили огромную программу. Собираются закупать для города всякие предметы искусства. В основном работы известных художников и скульпторов, но они захотели получить и несколько студенческих работ.

Бу повел плечами.

– Так вот, они связались с Художественной школой «Валанд», где я учусь, и руководство решило дать шанс студентам выпускного курса. Я выиграл конкурс. По его условиям я получаю жилье с полным пансионом на три недели, чтобы закончить работу над скульптурой. Это достойное задание, настоящее. Мне даже еще немного денег выплачивают.

– А что изображает твоя скульптура?

Пожевав сигарету, Бу наморщил лоб.

– Наверное, можно сказать, что это композиция из двух геометрических фигур – куба и пирамиды. По замыслу, они символизируют мужчину и женщину. Он – куб, она – пирамида, балансирующая на своей вершине. То есть понимаешь, пирамида перевернута вверх ногами. В форме женского. Ну, в общем, понимаешь.

Бу закашлялся. Вероника отвернулась, чтобы он не заметил, как она покраснела.

– Модель уже готова, но сейчас я должен изготовить ее в полную величину. Ты знаешь скульптора Хуго Нурдинга?

Она отрицательно покачала головой.

– Я должен буду работать в его мастерской. По-видимому, она расположена где-то поблизости, в местечке, которое называется Люкан[5]. Ты не знаешь, где оно находится?

– Знаю, конечно.

– Отсюда недалеко? Я собирался ездить туда на велосипеде.

– Да не очень, за пятнадцать минут доберешься. А где установят эту скульптуру, когда она будет готова?

– Пока не знаю. Но в любом случае говорят, что на достойном месте в Лахольме.

Он затушил сигарету в пепельнице.

– Звучит очень увлекательно.

– Так оно и есть.

Террасу окутывал плотный цветочный аромат. В тот год жасмин разросся необычайно. Как и жимолость, и давидии, и кусты рододендронов. Веронике раньше не приходилось видеть такого пышного цветения. Никто не знал, с чем это связано. Вероятно, с затянувшимся летом и жарой в сочетании с влагой, поступавшей с окрестных холмов. Тяжелый цветочный аромат казался почти тошнотворным, особенно по ночам.

Некоторое время они стояли молча. Было в этом что-то особенное – стоять так близко друг от друга в темноте летней ночи, не испытывая при этом потребности говорить, и в то же время не расходиться. Так многозначительно. По-взрослому.

– Твоя сестрица сказала, что я могу одолжить велосипед.

– Ты имеешь в виду Франси? Это моя двоюродная сестра.

– Ах вот оно что. Вы действительно не очень друг на друга похожи.

Бу задумчиво посмотрел на девушку, словно открыв в ней нечто новое, чего никто другой никогда раньше не замечал. Вероника знала в себе эту особенность и ждала, когда ее заметят другие.

– Она сказала, что велосипеды стоят в каком-то сарае.

– Сарай вон там, – показала она рукой.

– Отлично, – ответил он, сунув руки в карманы брюк.

Они надолго замолчали. Было слышно ночных насекомых: жужжали стрекозы и пищали подлетавшие и исчезавшие в темноте комары. Комаров здесь обычно немного, их сдувал ветер с моря.