Всё свою жизнь я жил только тем, что знал одно, что я мог помочь близким и окружающим меня людям. А когда вот это всё произошло, я сейчас убеждаюсь в обратном: то, что всё это, что я делал – всё это зря было. Потому что знают, где я, я больше, чем уверен. Как я вообще, что я? Знают, и тем не менее вот – тишина. Ну как бы там ни было, с этим надо как-то вот [жить]. Что мне делать, с этим надо как-то смириться, я думаю, что получается, наверное. Думаю, что, наверное, получается, потому что без надежды-то [тяжело], по крайней мере надеюсь, что всё будет хорошо дальше.

Раньше было, как сказать, в первую очередь вспоминается стабильность. Если человек работал за сто двадцать рублей и получал эти сто двадцать рублей, он знал, как прокормить свою семью. Не было в Ярославле ни колбасы, ни мяса: за колбасой и мясом ездили в Москву в то время. Была скотина у деревенских, куры были и овцы были, да всё было.

По крайней мере я знаю район, в котором я до сих пор помню росла пшеница. Это Залесский район, Спартаковская. Вот там есть поле, как после Песочного пешком идти в сторону Панфилово, вот за Панфилово было огромное поле, на этом поле выращивали пшеницу, выращивали турнепс на этом же поле. То есть год – пшеницу, год – турнепс, ещё чего-то, всякое-разное такое из овощного. А сейчас этого этого нет. Сейчас не знаю, что происходит, что творится, непонятно что…

Нет, ну что-то происходило, но опять же не было такого, что хулиганьё какое-то, чего-то как-то. Ну там да, там дрались район на район, улица на улицу, в городе, в Ярославле. Да просто дурковали, просто молодёжная дурь. Ну чего, пришли толпой: тры-ты-ты, тры-ты-ты. Потом смотришь там: кто где чего делает. Кто с девчонкой там пошёл, с другого района, кто-то ещё чего-то, как-то вот так. Ну оно происходило, но заканчивалось-то оно всё равно ничем. Ни мордобоем, ни переломами, ни убийствами, просто этого не было.

А сейчас я просто скажу: выйдет, допустим, молодой человек погулять, не дай бог, с деньгами. Да ещё, не дай бог, будут знать, что он с деньгами. Ну это могут подойти просто и в лучшем случае, если живым оставят, а может быть и по-другому… Хотя я так-то по идее человек такой шабутной довольно-таки. Ну в том плане шабутной, ну вот есть фанатизм на футболе. Ну вот и чего сделаешь? Вот также это и в жизни происходит среди молодёжи, им девать себя некуда.

Хотя очень много сейчас, допустим, таких заведений: хочешь с парашютом попрыгать? Да ради бога – попрыгай. Хочешь это? Да ради бога, все дороги открыты. Но опять же за эти дороги-то надо расплачиваться, надо платить. А чтобы платить надо зарабатывать, а чтобы зарабатывать, надо устроиться на работу. А попробуй, допустим, молодому найти работу, я имею в виду ту работу, которая бы ему нравилась. А которая нравится – его туда не берут, вот от этого всё и происходит.

Что касается Путина, что я могу сказать: красавчик, его осталось только как первого президента отправить в космос. Чтобы он как Юрий Гагарин рукой помахал оттудова народу. И чтобы буржуи на Западе за голову схватились, потому что такого им не повторить. Я в прошлом году разговаривал с ним по телефону на Рождество. Чисто случайно: я слушал телевизор, не знаю, что была за передача, в общем была прямая трансляция с президентом. И там просто сказали номер телефона, я запомнил, тут же позвонил, и тут же попал без каких-то заминок.

[Путин сказал] в общем-то ни о чём. Единственное, что он сказал, что будет в Ярославле на следующей неделе, так оно и произошло, он приезжал к Варварушке, к нашей игуменье, настоятельнице Толгского монастыря. А что скажешь по поводу нашей власти? Это сколько надо сил, ума, выдержки и настойчивости, чтобы… С одной стороны, конечно, много всяких нехороших ситуаций. А с другой-то стороны думаю, что скорее хорошее отношение у меня к нашему президенту, по крайней мере. Вот мы, кстати, с Владимиром об этом каждый день разговариваем. Он видит это по-своему: в негативную сторону правительства.