– Но всё равно, как же так можно – своих расстреливать? Это же свинство.

– Да. А знаешь как ещё бывает? Были мы под Донецком, когда нас зажали – и в нас мины летят. Мы вырываемся туда, а они – [танки] „Оплот“. Они ночью выезжают и попутали направление, и ебашут по своим, понимаешь? Вот они по нашим стрельнули, одного ранили, чего нам с ними делать? Мы-то думали, что укропы. Выскакиваем, а там, я тебе объясню, когда в тебя стреляют, очень тяжело думать: свой он или не свой? И потом проблемы у нас были из-за этого, у нас хотели технику отжать из-за того, основание нашли. Не, я бы больше не поехал, такие нервы – это ужас, ужас. Полной свободы не дают, никто не даст. С одной стороны они правы: если дать всем свободу, чего они натворят там?

Ну ладно, и приезжаю сюда, уже всё, пятнадцатый год, в августе, по-моему, я приехал сюда. Под Дебальцево получилось так, что мы шли и нас хорошо обложили. Я через посадку, через почти тридцать метров пролетел, в меня осколок, почти килограмм – попал в броник. И броник лопнул, и стружка прошла в печёнку, я думал: я сдох. Меня пацаны откачали, толчок в сердце дали, адреналин воткнули и обезболивающее в ляжку. Там под броником, под формой не видно было, куда попал осколок, а там торчит этот кусок, в бронике. И я в госпитале, спасибо, пацаны оттащили в Енакиево сначала, потом в Донецк отвезли.

У меня контузия грудной клетки получилась. У меня сбился ритм сердца какой-то и мне восстановили неправильно. Мне адреналин как-то не так воткнули в сердце, там специальные есть уколы в комплекте. Короче, неграмотно сделали. В больнице мне говорят: давай, мы тебе сейчас остановим сердце и восстановим. Уже в Донецке там грамотные врачи, наши, с России были. Начали восстанавливать, а у меня не идёт как положено. Слава богу, выжил – и у меня началась аритмия.

Они говорят: тебе надо пить Пульпан от сердца, ещё чего-то, какую-то херню. Я говорю: я нормально буду жить? – Ты нормально будешь жить, только надо пить таблетки. А я никогда в жизни их не пил. Никогда в жизни, я даже Аспирин брезговал пить. С температурой я возьму, водку с перцем ёбну – и всё, у меня проходило всё сразу. И тем более я думал: я ещё молодой, что мне там – сорок три года тогда было.

И меня списывают. Я еду сюда, ну, там я уже на хуй не нужен. У меня, получается, восемь рёбер лопнуло, не сломались, а лопнули – трещины пошли по спине. Когда броник-то лопнул и стружка залетела, стружку вытаскивать начали, а она, оказывается, зацепилась за печень, короче, жопа. Печёнка вот такая была целый год. [Показывает, как она воспалилась и распухла]. Потом сюда я приехал, а тут я на хуй никому не нужен. Я приехал, у меня был номер мегафоновский, я альпинистом работаю: 8 926 7777 836. И я потерял этот номер, и я с клиентами и со знакомыми со своими не могу созвониться. А так, дурак, не записал все номера, чтобы самому позвонить, с другого номера. Короче, жопа и просто „Мегафон“ отнял у мена номер мой – и всё.

И денег не было. А почему денег не было: мне дали 36 тысяч, а там деду „зажигалка“ залетела в хату, и я 36 тысяч дал и ремонт сделал. Он вообще с Тулы сам дед, а там живёт всю жизнь. Тот: всё, говорит, в любое время приезжай! Так я и не поехал больше. Всё из-за соседки, всё к соседке там я ласты подбивал, к Таньке. А у деда ремонт делал, чтобы она хоть заметила. Заметила потом: буду ждать только три месяца. Уезжай в Москву, через три месяца – жду тебя. Мне надо было съездить, хоть чего-то заработать: приехал сюда, а у меня номера ни хера.

Пытаюсь на работу устроиться, а они мне говорят: а с аритмией на хер ты нам нужен. Ты сдохнешь тут, говорит. И у меня начали ноги опухать, не могу, опухают – и всё. [Задирает штатину и показывает сильно распухшие ноги]. Видишь, из-за сердца такая херня – таблетки пью, а они не помогают. И устроился я на мойку: альпинист устроился на мойку! Ладно, работаю два месяца, первый месяц – 42 тысячи, ну, думаю, отложу, второй месяц – 25, третий месяц – 17. Я говорю: а чего за проблема такая, почему так? А объём тот же самый – таксистов моют. – А вот ты, блядь, туда-сюда, ты там чего-то не то… Ничего толком не объяснил, я говорю: да пошёл ты на хер.