– Вы наверняка ждёте торжественной речи. И получили бы её, будь на моём месте Лукреция.

Я не сразу поняла, что он говорил о своей коллеге – верховной ведьме и единственной на данный момент женщине в Триумвирате. Все и всегда уважительно называли её верховной ведьмой Фиоре, но никогда просто Лукрецией.

Хотя если верить слухам о возрасте Ворона, то удивляться не стоило. Ему было простительно любое панибратство.

– Однако Лукреция занята, – продолжал мужчина, по-прежнему говоря тихо и почти скучающе. – Что касается Белогора, то он пытается убедить кайзера в том, что мы не отродья дьявола и появление Академии в Германии не станет Судным днём.

В зале раздались сдавленные смешки: мы знали, что Ковен уже несколько месяцев пытался вести переговоры с Германией, но осторожным статьям в газетах было сложно верить. А вот ехидные слова члена Триумвирата описывали ситуацию очень точно.

Так в зале прозвучало имя последнего члена Триумвирата – Белогора. В отличие от верховной ведьмы Фиоре, фамилию этого ведьмака не знал никто, и к нему обращались просто: верховный ведьмак Белогор. Однако и в этом случае Ворон отступил от традиций, оставив только имя.

– Поэтому вы вынуждены лицезреть меня, – сказал мужчина, склонив голову в едва заметном поклоне.

Я скептически осмотрела его маску, без которой никто и никогда его не видел. Лицезреть – это вряд ли.

– Речь пропустим. Мне ещё читать все ваши имена, – верховный ведьмак коротко кивнул своим мыслям.

По толпе студентов прошёл ропот.

– Как же без речи? – шепнула Кирин, худенькая и обычно немногословная выпускница факультета целительства.

– И без поздравлений лучших студентов?.. – соглашался с ней рыжеволосый парень из боевых ведающих, чьё имя я за пять лет учёбы так и не узнала.

– Нам даже церемониальное пламя не явят? – намного громче, чем остальные, возмутился Тадеуш.

Краткий миг возмущения студентов прервала профессор Санторо. Она недовольно кашлянула, призывая нас к тишине, и щёлкнула пальцами. В воздухе перед Вороном загорелось первое имя, вычерченное каллиграфическим почерком.

Член Триумвирата откинул белую прядь, упавшую на маску, и начал церемонию наречения.

– В сто пятьдесят четвёртый год от Зимнего Совета… Антонио д’Аллегро, нарекаю тебя ведьмаком.

Имя в воздухе сменилось.

– Вильгельмина Айдингер, нарекаю тебя ведьмой.

Поначалу после каждого имени студенты начинали аплодировать, но Ворону явно не хотелось удлинять церемонию. Он почти скороговоркой произносил имена, не давая нам возможности даже взглядом найти нового наречённого счастливца. Огненные буквы в воздухе едва успевали сменяться.

– У вас с ним много общего, – недовольно буркнул Тадеуш.

– О чём ты? – спросила я, пытаясь уследить за гаснущими буквами очередной фамилии.

– Ему, как и тебе, очевидно, хочется побыстрее скрыться из виду.

– Не все любят внимание, как ты, Тадди.

Брат кисло улыбнулся, но я знала, что он уже давно смирился с различиями между нашими характерами. Мы всегда принимали и любили друг друга такими, какие мы есть.

– Эстер Кроу, нарекаю тебя ведьмой. Тадеуш Кроу, нарекаю тебя ведьмаком.

Услышав своё имя, я замерла.

«Ведьма». Привычное слово заиграло новыми красками. Ворон уже давно называл следующие имена, но мы с Тадеушем смотрели друг на друга, не слыша ничего.

– Мы сделали это, сестрёнка, – улыбнулся Тадди.

– Мы справились! – от волнения я сорвалась с шёпота на писк, за что получила укоризненный взгляд от профессора Санторо.

Остаток церемонии прошёл быстро.

Едва только отзвучало последнее имя, Ворон бросил короткое и насмешливое «Поздравляю» – и скрылся за дверьми галереи.