– Варя давно предпочитает программирование, – начала Елена Николаевна. – Только естественно, что она бросила гуманитаристику и поменяла профиль. Ведь общественные науки для нее выбрали родители?

Да, он выбрал. На Международных отношениях она еще училась как Кройстдорф. А вот в новом окружении даже фамилию сменила.

– Варя – талантливый программист, – пожала плечами Коренева. – Зачем мучить человека?

– Она лет с одиннадцати недогружена чтением, – возразил отец. – Последней ее книжкой был «Онегин». Толстой и Достоевский – слишком пухлые. Заявила: «Пушкин forever!» И больше не читает.

– Жа-аль, – протянула Коренева. – Но нужен был какой-то толчок?

Карл Вильгельмович замялся.

– Я по неосторожности сообщил ей, за что именно Лермонтова вторично сослали на Кавказ.

Если бы профессора умели свистеть, то звук, который издали губы Елены Николаевны, следовало назвать свистом.

– А что было делать? – взвился Кройстдорф. – Она ходила по дому, декламировала: «Погиб поэт – невольник чести!» И так смотрела на меня, будто я реинкарнация Дантеса.

Коренева чуть не рассмеялась: «Сказала бы я вам, чья вы реинкарнация!»

– Не вижу смешного, – огрызнулся шеф безопасности. – Разве участие в групповухе – дело для офицера гвардии? А там кто их разберет, что они потом гениального напишут?

– И все же, – покачала головой профессорша. – Это не тема для беседы с отцом. В том смысле, что лучше бы мать…

Елену поразило виноватое выражение его лица.

– У меня одни девчонки. А наша мама… помните взрыв на «Варяге-5»?

Да. Шесть лет назад. Во время войны на шельфе[1].

– Но на «Варяге» не было пассажиров, это военный крейсер.

– Разве я назвал свою жену «пассажиром»?

Теперь все сложилось, если учесть новую фамилию Варвары. Анастасия Волкова. Командир корабля. Правнучка звездного адмирала – кумира Кореневой. Полный георгиевский кавалер. Великая династия. А это, стало быть, ее муж? Вдовец.

Кройстдорф вздохнул как-то очень неслышно. Порциями. Все считают, что у человека на его посту должна быть домашняя жена-квочка. Но они с Анастасией познакомились еще очень молодыми, в Академии, и он никогда не требовал, чтобы она бросила карьеру в топку материнства. Справлялись как-то. Случалось, что Карл Вильгельмович бывал дома чаще, чем супруга.

– Понимаете, – снова попытался объяснить смысл своего визита глава безопасности, – Варя говорит, что из всего курса ей запомнились только ваши лекции. Что, если бы все читали историю и литературу, как вы, «от них бы не воротило нормального человека». Простите, это опять ее слова… Неужели ничего нельзя сделать?

Елене стало его искренне жаль.

– Можно дать ей самой выбрать дорогу. А когда она нравственно подрастет, снова подсунуть Толстого и Достоевского. Читать, не читать – личный выбор.

– Значит, я ее упустил, – сокрушенно произнес Карл Вильгельмович. – Надо было раньше заметить все эти юбки-стрижки, ногти с черным лаком и сам не знаю что. Говорят, у молодых бывает протест.

Что делать с родителями, начитавшимися психологических книжек?

* * *

– Пап. – Варька подергала его за рукав. – Ну вечно, когда надо, тебя нет. Витаешь где-то. Слушай, я вот что думаю: если мы вытащим императора, то он же тебя первым делом и уволит.

Заботливая у него дочь! Ничего не скажешь!

– А ты без этой работы не живешь, – продолжала мадемуазель Волкова. – Так что?

– Ничего. – Карл Вильгельмович кивнул. – Тащите. Я уйду в отставку. Персональная пенсия – это, знаешь, очень прилично. Буду жить за городом. Грибы собирать.

Варвара шмыгнула носом.

– Если бы ты это сказал лет пять назад. Но нет, тебе же надо расшибиться. И все не ради близких!