Сицкий разблокировал телефон, долистал фотографии до нужного снимка и приложил экран к монитору.

– Мышка, мышка, как же ты туда залетела? – пробормотал он.

Не прошло и пяти минут, как Жора прижал телефон к уху и слушал длинный гудок.

Песня лилась сама собой, без участия разума. Жора, или скорее, Джек, даже не знал, что где-то в глубинах подсознания помнил её. И сейчас, на четвёртый день путешествия напевал абсолютно машинально, как акын, который «что вижу, о том пою». Вокруг ведь действительно была безбрежная степь, плоская, как тарелка, жаркая, заполненная оглушительным стрекотанием местных кузнечиков, крупнее которых по уверениям самих техасцев только австралийские кенгуру. И даром, что называлась она «прерия», всё равно ничем не отличалась от хоженой-перехоженной казахстанской степи. То же унылое, выжженное тропическим солнцем безлюдье с редкими куцыми рощицами, больше похожими на разросшиеся кустарники, зелёными заплатками родников и наполовину пересохших речушек. В таких местах погонщики обычно останавливались на водопой, а если вода встречалась вечером, то и на ночлег.

В начале пути Джек проникся уважением к местным парням, управляющимся со стадами в несколько тысяч голов. Сам он сбился с ног и почти загнал Плотву, сбивая в компактную группу две сотни быков и коров. Джед в силу природной предприимчивости выменял часть вырученных денег на ещё одно такое же стадо, и теперь начинающий ковбой руководил группой, вдвое превышающей изначальную численность личного состава. Что не добавляло ему радости от работы.

Но уже к вечеру первого дня, пройдя чуть больше двадцати миль, он заметил, что мычащую ораву ведёт в основном не он, а головной бык. Этот мускулистый телок на полтонны веса всю первую половину дня отбивался от новичков, желающих оспорить его главенство. Зато теперь стадо покорно следовало за ним. И быки, и коровы, и старые, и новые. Погонщику оставалось лишь направлять ведущего в нужную сторону. А к концу перехода Джек понял, что и для управления одним быком необязательно носиться вокруг как угорелому и орать на весь Техас. Они наконец-то нашли с вожаком общий язык, и под вечер бык заворачивал куда следует, лишь завидя лошадь с противоположной стороны. Но всё равно, на привал Джек Рэд плюхнулся почти без сил.

– Твоя лошадь завтра скажет тебе спасибо, – Джед поднял жестяную кружку.

В ответ Рэд сделал удивлённое лицо.

– Ты за сегодня научился неплохо управлять стадом, Джек, – пояснил босс. – Завтра ей не придётся гонять по всей прерии. Это твой первый раз?

– Так заметно?

– Да уж куда заметнее, – отец и сын засмеялись в два голоса. – Но я вижу, что дальше пойдёт лучше. А пока сходи, ополоснись. Ручей вон там.

С тех пор прошли тря дня, и Джеку временами казалось, что это никакая не игра, а самая что ни на есть реальная реальность. Что нет никакого двадцать первого века, а сам он всю жизнь гонял стада по выжженным прериям, отпугивал по ночам волков выстрелами, пил на привалах отвратительный кофе, и варил кашу из кукурузного зерна с вяленым мясом.

На следующий день они должны были встретиться с Мелани – женой Джедедайи. Стадо провели мимо новенькой железнодорожной станции «Колледж» и остановились на ночевку милях в пятнадцати к востоку, не доезжая пяти миль до городка с претенциозным названием «Плезантвиль».

В этом месте на них и напали часа в четыре утра. Выручил погонщиков тот самый бык. Когда к стаду приблизились чужие, он тревожно замычал на всю округу. Через мгновенье Джек был уже на ногах с винтовкой в руке, и первые секунды ничего не мог понять. Солнце ещё не показалось над горизонтом, всё вокруг было покрыто серой предрассветной мглой, поэтому ему понадобилось какое-то время, чтобы разглядеть десяток суетливых теней, мелькающих среди стада.