– У меня нет самолюбия.

– Ну, нечто его заменяющее…

– А ты сегодня царапаешься.

– Это потому, что боюсь тебя потерять. Это вызывает во мне страх, отчаяние и ярость.

– «Ярость по поводу потерянного гроша». Сочинение Людвига ван Бетховена.

– Ты не грош, а я не Бетховен, – сказала Жанна, закрывая крышку пианино так, что он едва успел отдернуть пальцы.

Глава двадцатая

Призрак Манагуа

Теперь о том французе, лысеющем с висков (Жанна любила во всем последовательность). Он внезапно возник, обозначился, появился, подстерег ее у цветочного магазина: вид умоляющий, почти жалкий, словно что-то ему надо. И очень надо, позарез, иначе бы он так не суетился, не оглаживал маленькие волосатые ручки и не похлопывал ладонями, словно аплодируя неведомо кому (новый жест в его репертуаре).

– Шеф меня обязал. Вызвал к себе и потребовал, поставил мне условие. Шеф! Не выполнить я не могу. Как это не выполнить? Будет катастрофа. – Он снова кому-то усиленно зааплодировал. – Только ты мне можешь помочь, дорогая. На тебя вся надежда.

– Теперь я снова дорогая… – Жанна усмехнулась, усмехнулась нехорошо, не по-доброму.

– Всегда была, всегда была… – запел он. – Дай пальчики поцелую. Ох, даже подмышки вспотели. Извини, скотский запашок, амбре…

– Ничего, я стерплю. Какое условие-то? Ну?

– Кошмарное. – Он сблизил ладони, но на этот раз не дал им соприкоснуться и издать хлопок. – Найди ему эмигранта.

– Какого эмигранта? О чем ты, Сидор?

– Не Сидор, а сидр, я бы сейчас выпил яблочного сидра. Ведро бы выпил и тебя угостил. Поясняю: эмигранта современного русского…

– Русских эмигрантов надо искать у вас в Париже, дядя.

– В том-то и штука, в том-то и штука, дорогая. – Он мелко, частыми дробными хлопочками зааплодировал. – Эмигранта внутреннего.

– Как это так?

– Я же говорю – штука! Штукенция. Этот эмигрант никуда не эмигрирует, живет здесь, но при этом ему все чуждо, противно, можно сказать об-рыд-ло, – выговорил он с трудом, – поэтому он ничего не принимает, ни в чем не участвует…

– А разве такие есть?

– Голубушка, есть или нет, но мне надо, чтобы он был. Надо! Иначе с меня шеф семь шкур спустит и голым в Африку пошлет. И это, учти, в буквальном смысле. Вместо Москвы – какая-нибудь Манагуа. Там и впрямь догола разденешься, такая жара.

– Ладно, подумаю. А что мне за это будет?

– Верну тебе полушубок, который отняла моя малышка. Кстати, мы давно расстались – имей в виду…

– Неужели меня обратно возьмешь? Насмешил. Насмешил ты меня…

– Так я надеюсь.

Глава двадцать первая

По Шпенглеру

Господин Жак был доволен разговором с Николаем. К счастью, разговор не затянулся и занял всего минут сорок, а как истинный француз господин Жак отчаянно скучал, если деловые встречи затягивались и, что самое ужасное, отнимали время от обеда или вынуждали отложить назначенное свидание. Слава богу, этого не произошло. К тому же, благодаря откровенности собеседника, он достиг своей цели: убедился в существовании русского эмигрантского подполья. Чего стоит один этот подвал с жуткими трубами, напоминающий Бастилию. Теперь господин Жак мог смело писать об этом отчет для газеты, заказавшей ему материал на первую полосу, и параллельно – справки во многие заинтересованные ведомства, занимающиеся сбором подобной информации.

Кроме того, ему было чертовски приятно побеседовать с этим клошаром – опустившимся типом, которому не откажешь в живости ума, вкусе к самым рискованным парадоксам и интеллектуальном блеске. Собственно, везде есть клошары – и в Париже, и в Риме, и в Берлине, – везде. Но чаще всего они не поднимаются выше полуживотного существования и просто тупо бездельничают, ничего в это не вкладывая, но у этого – о-го-го! – есть философия. Да, своя философия, знаете ли. И это кажется тем более отрадным при общем интеллектуальном и духовном вырождении России. Россия, которую Шарль де Голль называл некогда вечной, похоже, забыла о вечности и стала потворствовать вкусам нового класса мещан и мелким, сиюминутным, низкопробным запросам оболваненной толпы. Культура опустилась до уровня ресторанной обслуги. Нынешняя духовная пища России – та, которую блудный сын пожирал в корыте вместе со свиньями (господин Жак уже смаковал фразы своей будущей статьи).