Приятельницы Кэт от него в восторге. То есть от его лица. Самого Лиса они побаиваются. Даже Кора, стерва страшная, – сколько раз просила Кэт, чтобы она не дружила со злой бабищей! – говорит, что от взгляда «этого мальчика» у неё мурашки по всему телу.

Соберутся в гостиной на коктейль, и начинается:

– Ах, Кэт, ваш Люк просто красавчик! Какие глаза!

– Не понимаю только, для чего они все так красятся? К чему столько косметики?

– Да, да! Я порой не могу отличить кто из них кто? Вы меня понимаете?

– Люк и без макияжа хорош, но так принято. И это заба-а-вно!

– Да, в наше время были мальчики и девочки. Теперь просто приятели.

– Ха-ха! И всё же не буду возражать против его гетеросексуальной ориентации!

– Тише, тише!

– А Люк родной сын Ника или приёмный?

– А какие у него скулы! Овал лица бесподобен!

– А рот (тут Кора всегда начинала хихикать), губы – нечто!

И всё в этом роде! Уши вянут! Рот! Губы!

Ест плохо, говорит ещё хуже и не улыбается ни-ког-да! И на кой ляд ему этот рот?

Бедная Кэт сидит, глазами хлопает. Вот овца, честное слово!

Прости, мам! Я давно не «солнышко» и не «цветочек». Но ты сама подумай! Ноги о Кэт вытирают все кто хочет. Лис, по-моему, её просто ненавидит. А уж сам Барлоу! Я не знаю, как он относился к матери Лиса, но до Кэт ему дела нет. Домой прилетает редко: у него отмазка одна и та же – работа государственной важности. Какое на фиг (ой!) государство! Объединённые Колонии? Он может неделями жить в 1-й, в своих лабораториях пропадать.

А Кэт терпит. Лишь бы Шуанг не отобрали. Она и перед Лисом пресмыкается. Лопочет: «Лей, Лей…» Это китайское имя Лиса. А он башки не повернёт в её сторону.

…Именно сейчас, когда я смотрела на него спящего, вспомнилась одна из вечеринок у Кэт. Она попросила меня испечь печенье.

Видите ли, все теперь любят только домашнее угощение. Настоящая мука – редкость! Вот и соревнуются тётки, у которых она есть, друг с другом.

Кэт сама не печёт, а у меня, мамуль, сама знаешь, – школа Марфы Петровны.

Я несла поднос наверх из кухни. Голос Коры разносился по всему дому.

Вылетев в коридорчик, ведущий в гостиную, увидела Лиса. Он стоял, прислонившись к стене, в тёмном плаще, голова опущена, руки в карманах. Меня не увидел, а я почему-то не пробежала, как ни в чём не бывало, мимо него, а юркнула обратно за угол.

– Кэт, ты ведь переехала из Харбина в Тайбэй? – звучала любимая тема Коры. – И мать Люка была с Тайваня. Говорят, умопомрачительной красоты. Бедняжка. Мне её жаль!

«Нет, вы подумайте, Коре кого-то жаль!»

Должно быть, её спросили что случилось.

– Она заболела. Рак. Естественно, Нику пришлось оставить её снаружи.

– А как вы думаете, Тайвань ещё существует? – кажется, это Люси, толстая смешная тётка откуда-то из Штатов.

– Да кто знает, дорогуша, что там ещё существует? Но – тсс! – сами понимаете, мы не должны рассуждать на эти темы. Мы здесь, старый мир остался снаружи.

Старый мир остался снаружи. Мама Лиса осталась. Моя мама…

Я перехватила поудобнее поднос, шагнула вперёд, и тут из-за угла выскочил Лис. Оттолкнув меня в сторону (печенье разлетелось по полу), – пулей понёсся по лестнице вниз.

Лампочка-«паучок» светила Лису прямо в лицо. Ниточка шрама на лице совсем незаметна. Если только приглядываться… Как можно так крепко спать?

– Эй, проснись!

Даже не пошевелился. Не трясти же мне его!

Отцепив лампочку, я повесила её подальше от братца в угол и села на пол. Терпение опять заканчивается. Если сейчас же не посмотрю, что в футлярчике, то лопну сама.

Руки тряслись, пока отвинчивала крышечку.

В моей «норе» то жарко, то холодно. Сегодня – жарко.