Миновали и третий мост. «Лендровер» опять вильнул влево, и Дора принялась разглядывать дом. Теперь хорошо была видна его боковая сторона – прямоугольник серого камня с тремя рядами окон. За домом, чуть в сторону от дороги, раскинулся двор, окруженный кирпичными строениями, которые венчала изящная башенка с часами.

– А там наш сад, – показал Джеймс, кивая вправо. Дора окинула взглядом поле овощных грядок, теплицы. За ними простирался парк с вековыми деревьями. Воздух тут был душный, сумеречный. Деревья вдали застыли в последнем отблеске угасающего дня.

«Лендровер» прошуршал по гравию и остановился перед фасадом. Дору трясло от нервного перевозбуждения, она чувствовала, как кровь приливает ей к лицу. Руки и ноги не слушались, когда она попыталась выбраться из машины. Джеймс подошел к дверце и подал ей руку. Высокие каблуки скрипнули по гравию. Она отступила на шаг и глянула снизу на дом.

Отсюда он не казался таким огромным, как издали. Коринфские колонны поддерживали широкий портик над балконом, на который выходили комнаты второго этажа. Балкон обрамляли расходящиеся в стороны симметричные извивы лестниц, в верхней части они закрывали собой боковые крылья дома, а внизу почти смыкались по центру фасада. Два каменных льва уютно, словно кошки, примостились внизу на перилах, а между ними виднелось несколько балконных дверей, прорубленных чьей-то нечестивой рукой в конце XIX века, они вели в просторный зал первого этажа. Над ними помещался каменный медальон, в искусную резьбу которого были вплетены слова «Amor via mea»[5]. Похожий медальон венчал и высокие двери на балконе второго этажа, а высеченные над ними каменные гирлянды уводили взгляд ввысь, к каменным цветам под крышей портика, оживленным прощальными отблесками вечерней зари. Гравийная дорожка, как теперь увидела Дора, была площадкой, окаймленной балюстрадой с урнами и широкими плоскими ступенями, которые растрескались от времени и поросли мхом и травой. Пологий откос спускался к озеру – оно раскинулось прямо перед домом, – к воде от ступеней вела извилистая тропка, по обе стороны которой опасно кренились к земле вязы.

– Потрясающе, – сказала Дора.

– Да, недурственный в своем роде экземпляр, – отозвался Пол.

Дора по опыту знала: ничто не приводит Пола так быстро в хорошее настроение, как возможность ей что-нибудь показать. Он глядел на дом с удовлетворением – будто сам его строил.

– Ученик Иниго Джонса[6], – начал было он объяснять.

– Надо не мешкать, если хотим успеть к вечерне, – прервал его Джеймс. – Простите великодушно.

Он начал подниматься по лестнице. Остальные поплелись следом. Джеймс приостановился и глянул на них сверху.

– Думаю, вновь прибывшие захотят присоединиться к нам? – спросил он.

– Да, конечно, – ответил Тоби. Похоже, это был единственно правильный ответ.

Вечерня, думала Дора, наверно, это какая-нибудь религиозная служба. Ну и пусть, хоть отодвинется час встречи со всеми обитателями дома и еще более страшный миг, когда она останется наедине с Полом. Она согласно кивнула.

Пол шел молча, погруженный в свои мысли.

Дора поднималась по лестнице, держась за широкие каменные перила, еще хранившие солнечное тепло. Она чуть вздрогнула, когда прикоснулась к дому. Потом ступила на широкий мощеный балкон. Высокие двери вели в просторный холл. Там было довольно темно, света пока не зажигали. Дора вошла следом за Джеймсом и Тоби в холл, различила в полумраке лестницу, потом людей, которые торопливо пересекали холл и скрывались за дверью в дальнем углу. Дух в доме стоял затхлый, как от плесневелого хлеба, дух казенного помещения.