Потом послышался невероятно громкий БУМ, от которого, казалось, затрясся целый мир.

А за ним последовало множество других звуков: звон разбитого стекла, стук обваливающихся камней, громкий крик.

Вэн осторожно присел. Взяв кусочек бумаги, лежавший у него на груди, он выглянул за край живой изгороди.

Мусоровоз, похоже, решил зайти в гости в соседний дом.

Он раздавил несколько кустов, а потом влетел прямо в дом соседей. Кабина грузовика торчала там, где должно было быть окно. Кузов неуклюже торчал во дворе, словно слон, застрявший в слишком узком проходе. Чёрные следы шин змеились по тротуару прямо возле ног Вэна.

Всё произошло слишком быстро, чтобы Вэн успел по-настоящему испугаться. Он скорее чувствовал недоверие – словно мир решил показать ему какой-то некрасивый фокус. Покачиваясь, он стоял на тротуаре, быстро, напряжённо дыша. Вэн посмотрел на бумажку в руке, даже не видя её по-настоящему. Это оказалась потрёпанная старая открытка. На обратной стороне было написано: «ЖЕЛАЮ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ ЗДЕСЬ».

«Желаю…» – подумал Вэн.

А потом, ещё до того как стали останавливаться машины, до того как из домов выбежали соседи, чтобы выяснить, что же произошло, Вэн заметил ещё кое-что.

В воздухе висела дымка. Серебристая, мерцающая, словно роса, испаряющаяся ещё до того, как достигнет земли. Она коснулась кончиков волос Вэна. А потом, едва он моргнул, она исчезла.

Только Вэн видел эту дымку. И только Вэн знал, что́ она означает.

Это было исполненное желание.

Кто-то хотел сделать ему больно. Или того хуже. И не хватило всего нескольких дюймов и… одной белки, чтобы это желание сбылось.

– Должно быть, мы прокляты! – От голоса Ингрид Марксон дрожала хрустальная люстра. – Кто-нибудь, скажите мне, что же я сделала, что нас преследуют такие катастрофы?

Мама Вэна сидела на полосатом шёлковом диване Греев, крепко прижимая Вэна к себе. Даже если бы он не был достаточно близко, чтобы услышать эти звенящие слова, Вэн всё равно услышал бы их через дрожащую грудную клетку. Он подумал, что, должно быть, примерно такие ощущения были бы, если бы ему пришлось обниматься с «Биг-Беном».

– О, каро мио![1]Почему это с нами происходит?

Мама прижала Вэна к себе ещё крепче, её голос был полон эмоций. Ингрид Марксон могла превратить буквально что угодно в грандиозную сцену из оперы. Вэн часто наблюдал это в больницах, гостиницах, в людных ресторанах. Возможно, лучше ситуация от этого и не становилась, но вот шумнее – безусловно.

– Сначала меня сбила машина, а всего через несколько недель моего единственного сына чуть не переехал мусоровоз! – Она посмотрела на Вэна, в её глазах горели драматичные, но искренние слёзы. – Что я сделала, чем я заслужила такое?

Одна из двух полицейских, стоявших в гостиной Греев, что-то сказала; Вэну почудилось что-то вроде: «Монстры что-то замыслили». Нет, сказал он себе, отмахиваясь от укола страха. Скорее всего, она сказала: «Просто он не расслышал». Вот и всё. Ничего больше.

– Да. Джованни плохо слышит, – плачущим голосом ответила мама, потом посмотрела на уши Вэна. – А ты даже не надел слуховые аппараты? На улице, средь бела дня? О, Джованни, почему?

Вэн глубоко вздохнул. Чувства, которые появлялись, когда он снимал слуховые аппараты, было очень сложно объяснить: он словно отключал расплывчатый слух и мог полностью сосредоточить зрение на тихом, спокойном мире. Но прежде чем он успел сказать хоть слово, вошёл мистер Грей с чашкой горячего чая на блюдце.

– Не беспокойся, Ингрид. – Мистер Грей схватил её за плечо, свободное от Вэна. – …Докопаются до истины.

– …Возможно, мы уже… – сказала та же полицейская. Сквозь мамины всхлипы Вэн всё же сумел различить некоторые слова: – …Рой ос… сбоку от машины. Водителя… сильно ужалили… он потерял управление.