Вот где кроется истинная проблема, осознал Райан. Джош злится, что Райан решил за всех, но по-настоящему его бесит, что выбор пал не на него.

– Это из-за глаз на руке, – суетливо извинился Райан, поглаживая костяшки. Сняв повязку, он обнаружил три новые бородавки. – Она не считает меня главным, просто мне достались глаза, а она заговорила с тем, кто способен видеть ее.

– Вот же ужас и мерзость, – содрогнулась Челли и тут же сама себе заткнула рот. – Ой, прости, не хотела тебя обидеть, я имела в виду, это страшно и неприятно, когда на руках растут глаза.

Райан сглотнул, отгоняя воспоминания, как на руке блестят слизью грязно-зеленые глаза, как в зрачках пляшет отраженный свет.

– Ага, – буркнул он. – Кстати, получается, она действует на нас по-разному. Смотри, ты сводишь с ума телефоны, часы и телевизоры…

– Точно! – рявкнул Джош. Челли нервно уставилась в пол. – Значит, одному глаза, чтобы ее видеть, другому – способность ломать тостеры. Все сходится. Ты пойми, нельзя ничего обещать за других людей. Мы с Челли имеем полное право бросить тебя здесь.

Джош повторял эту фразу уже в третий раз. Но, когда автобус въехал в старый город, вся компания по-прежнему сидела на своих местах.

Криводыр лежит в считаных милях от Беломага, но, в отличие от него, входит не в кольцо убогих пригородов, облепивших Гилдли, а раскинулся на природе, в пышных складках зеленых холмов.

Изначально Криводыр был обычной деревушкой ткачей. Местами здесь сохранились старинные дома с забавными соломенными бровями над окнами и дверьми, но теперь их превратили в музеи, с макетами ткацких станков и плакатами, вещающими о производстве пряжи и окрашивании тканей. Снаружи на стенах висели таблички с датой постройки и историческими справками. Где не устроили музей, там открыли кафе.

Раз в год, ближе к концу летних каникул, тут проходил Криводырский фестиваль. Детей привозили отовсюду целыми автобусами, заставляли пялиться на бесконечные прялки и рисовать в альбомах деревянные избушки.

Через проход от ребят, с ног до головы заваленная мамиными покупками, сидела девочка лет пяти. Оттягивая уголок рта крошечным пальчиком, она с восхищенным ужасом разглядывала Джоша. Тот заметил и посмотрел в ответ, сдвинув очки на кончик носа и выпучив глаза, будто страшнее этой крохи он в жизни ничего не видел. У малявки свободный уголок рта пополз вверх. Проделки Джоша всегда приводили детишек в восторг.

– А все-таки что мы будем искать? – Поскольку Джош отвлекся на девчушку, Челли подвинулась к Райану. – Может, та женщина дала какие-нибудь инструкции…

– Ну, типа того… Вроде флаффле даарбсфон.

– Типа вафли дартс?

– Не, по-другому. Скорее так. Хлааар. Леее. Даарррс. Фон.

– Хллллла…

– Хррлааф… – Джош изобразил рвотный спазм. Внеся свою лепту, он улыбнулся. Как обычно, вспышка гнева миновала, будто ее и не было. – Так, повтори еще раз, как оно звучало.

Ребята булькали и хрипели, как три работающие кофемашины, пока Челли не задохнулась от хохота.

– Как думаешь… – восстановив дыхание, предложила девочка, – может, купим булочек, всякое такое и засядем в парке? В прошлый раз у входа в парк продавали лимонад со льдом, только меня бесили бумажные соломинки, они расползались и рвались, но пить дробленый лед через край тяжело, зубы ноют, пришлось ждать, пока он растает, получилось прикольно, как подтаявшее мороженое, когда облизываешь бумажку, с вас десять фунтов семь пенсов, чаевых не дала, криворожая старуха…

Райан застыл. Голос Челли звучал все громче, все грубее. И говор поменялся.

– …что они делали со столом, в футбол на нем играли, что ли, надо сменить скатерть, господи, этот унылый придира и мелкая истеричка вернулись за шоколадом, да, да, я в курсе, шоколад с двойными сливками для визжащей твари, я давным-давно запомнил твой заказ, а ты не можешь запомнить, кто стоит за прилавком…