Каким уж образом немецких социологов заинтересовал человек, всю жизнь занимавшийся физиологическими исследованиями для КГБ, которым, наверное, на их благополучном Западе непослушных детей пугали, было решительно непонятно. Но для их семьи это приглашение выглядело просто манной небесной: в начале девяностых матери в университете платили ровно столько, чтобы хватало на квартплату и электричество. Егору было тринадцать, и финансового толку с него не было никакого – одни сплошные расходы. В органах госбезопасности служивых тогда деньгами тоже отнюдь не баловали: многие вообще по ночам частным извозом подрабатывали. Так что дома вопрос, принимать ли отцу столь заманчивое предложение – зарплаты в начинающем свою деятельность филиале были вполне европейские, – даже не вставал. Вот отец предложение и принял – и, насколько знал Егор, никогда потом не пожалел об этом, даже на одну коротенькую секундочку.

Поскольку поначалу отцу пришлось резко менять направление деятельности и читать кучу социологической и психологической литературы, то времени на развлекательное чтение у него не оставалось вообще. Ему этого времени и на сон-то не хватало – не говоря уж о неспешном и обстоятельном общении с домашними. С чего же у него вдруг образовалась этакая странная книжица? Или это вообще не его? И что она тогда у него в столе делала?

– Мам, а где ты ее нашла-то? – поинтересовался Егор.

– Да в нижнем ящике, в самой глубине. Представляешь себе, как я удивилась?

Да, не слишком информативно. Правда, любое другое место обнаружения детектива тоже вряд ли дало бы какую-то полезную информацию…

– А у тебя что? Ты уже все посмотрел, сынок?

– Да. В ноутбуке одни рабочие материалы. Правда, очень странно: представляешь, все файлы под паролями! От нас их отец прятал, что ли? Или это все отягощенный анамнез? Госбезопасность жила, жива и будет жить, холодная голова, чистые руки и все такое…

Мать неодобрительно поджала губы. Понятно. Дома еще долго нельзя будет шутить на эту тему: нечего топтаться по маминым нравственным и прочим устоям. Самому Егору вовсе не обязательно было хранить скорбную сдержанность в словах и жестах, чтобы каждую секунду помнить: отца больше нет. Да и не удалась бы ему такая сдержанность: профессия не та. Как известно, нет больших циников и матерщинников, чем хирурги, – но воспитанной со всей немецкой корректностью матери об этом знать не стоит.

Марта Оттовна, конечно, отличалась недюжинным самообладанием, но все же ей периодически приходилось замирать над стопками бумаг и всякими мелочами, чтобы не пустить на волю собственные эмоции. Поэтому Егор счел за благо оставить ее в кабинете одну: пусть хоть на это сил не тратит. Хотя… Она же, наверное, не перед ним лицо держит, а перед самой собой. Или как?

Тем не менее Егор ушел на кухню, захватив с собой загадочный «Эксперимент 2Х». Ему вдруг показалось крайне важным понять, почему в отцовском столе оказалась именно эта книга. Выходит, отец лукавил, когда вел свою борьбу за высокие литературные идеалы? Или эта книга и была тем самым опытом, после которого отец так безвозвратно разочаровался в современной литературе? Но тогда зачем источник печального опыта хранить столько лет? А если все-таки лукавил – то зачем?!

У Егора вовсе не было уверенности, что чтение странной книги даст ему ответы на все эти вопросы. Однако так или иначе, но какое-то значение книга для отца имела – а, значит, имеет сейчас значение и для самого Егора. Поэтому он вытащил из холодильника остатки вчерашней еды, налил себе в чашку остывшую (отцовскую…) порцию кофе и углубился в чтение.