Всё то же мраморное фойе, зеркала, лестница в полуподвал, просторный зал и очередь офисного планктона к кассе.

Маша постояла возле белой доски, на которой было выписано меню, решила, что же она будет есть, и пристроилась в хвост не большой, но и не малой очереди.

– Какие люди! – вдруг раздалось у неё за спиной.

Маша оглянулась и увидела коллегу по институту, женщину уже постбальзаковского возраста, веселушку и хохотушку, с которой они когда-то очень здорово ладили.

– А я смотрю, кто же это, – продолжала бывшая сотрудница, – какими судьбами?

– Да вот, проголодалась, – сказала Маша, обрадованная встрече с некогда приятным человеком.

Она действительно была очень рада увидеть …, но радость её омрачалась тем, что она никак не могла вспомнить имени коллеги.

– Ну, что будем брать? – между тем ворковала та.

– Пожалуй, фри… Пожалуй, отбивную… Пожалуй, салат, – вслух размышляла наша героиня, ещё раз обдумывая свой выбор.

– Как всегда, без супа, – категорично сказала …, – помню-помню.

Маше стало стыдно. Ведь человек помнил даже её вкусовые пристрастия, а она и имени его не могла воспроизвести.

«Елена? – мучительно думала она. – Елизавета? Екатерина?»

– А вы по-прежнему без супчика не можете? – спросила она по-свойски шутливо, показывая, что тоже кое-что помнит.

– Да-да, и, как всегда, с фрикадельками, – ответила …, – рекомендую, не пожалеешь.

Но Маша не любила столовских супов и особенно в жаркий летний полдень, поэтому от предложения отказалась.

Выставив на поднос блюда и расплатившись, Маша и… отправились к счастливо освободившемуся столику.

– Жарко сегодня, – начала …, принимаясь за любимый супчик. – Представляешь, а я только из отпуска.

И она принялась красочно расписывать тёплое Эгейское море.

Маша слушала, ахала, улыбалась и смеялась, ела свою картошку фри, восторженно смотрела на забавно болтающиеся над тарелкой яркие серёжки в ушах своей собеседницы, на фрикадельки в её супе и с ужасом ловила себя на том, что не может вспомнить имени.

«Ну и ладно, – пыталась успокоить она себя, – ну забыла. Если мучительно вспоминать, то не вспомнишь никогда. Как-нибудь оно само в ходе разговора всплывёт».

Но имя не всплывало, а разговор тем временем продолжался.

С… было очень легко общаться. Она болтала и трещала, забавляя собеседника, легко, непринуждённо, весело, интересно, не задавая вопросов и сосредоточившись только на себе.

«Светлый человек, – думала Маша. – Хорошо, что встретила. Но как же всё-таки её зовут? Вроде Елена… А, может, и не Елена… А как по отчеству?»

…была значительно старше Маши.

– Представляешь, – продолжала …, – море тёплое, чистое, песок белый, никаких тварей, никаких медуз! Не то, что на Чёрном море.

Маша вспомнила рассказ… пятнадцатилетней давности, когда та, вернувшись с черноморского курорта, рассказывала о пляже, усеянном выброшенными после шторма медузами.

– А я помню ваш рассказ о залитом киселём пляже, – попыталась компенсировать Маша свою забывчивость.

– Да-да, представляешь, прибегает с утра пораньше в столовую соседский ребёнок и кричит: «Люди! Люди! Там кто-то весь берег киселём залил!» – захохотала собеседница.

«Люда! Людмила!» – вдруг осенило Машу при слове «люди».

Она очень обрадовалась, что вспомнила наконец имя. Но отчество, сколько она ни напрягала свою память, никак не всплывало.

«Людмила!» – облегчённо твердила она про себя.

«Но как же дальше? Георгиевна? Васильевна? Михайловна? Убей – не помню!»

Тут Людмила кому-то заулыбалась и призывно помахала рукой.

– Привет, Рыбка! – услышала Маша у себя за спиной.

– Привет, – сказала Людмила. – Посмотри, кого к нам занесло!