– Я сказал ему, что всё уже решил. И он обещал обо мне позаботиться!

– Даже древние волшебники никогда не заботились ни о ком, кроме себя, – сердито ответил Энстон. – А уж нынешние архаики… я просто не хочу, чтоб с тобой случилось что-то плохое. Вот ты точно особенный.

– Но это шанс! Вспомни, ты беспокоился обо мне. Если всё сложится удачно, я буду пристроен до конца дней своих.

– Я вовсе не хочу снять заботу о тебе со свое шеи.

– Ага! Сам говоришь!

– Лотос, – сказал Энстон, – будь осторожен. И, прости, что я не смог дать тебе больше.

У гиганта перехватило дыхание. Впрочем, он сделал ещё одну, последнюю попытку подбодрить товарища.

– Помнишь истории о легендарном короле Галахаде? Знаешь, я слышал их задолго до того, как впервые лёг спать в настоящую постель. Когда мы всей оравой собирались у костра после очередного дня, кто-нибудь обязательно рассказывал о нём.

– Эти истории всегда сами находили слушателей. И что с того?

– Из них я усвоил одно: Галахад был окружён таким ореолом душевного света и тепла, что рядом с ним любой, даже самый эгоистичный и равнодушный, обретал неистовое желание творить добро.

Энстон грустно улыбнулся.

– Да уж, в любой непонятной ситуации у нас принято вспоминать о Галахаде. Таков уж Немир. Но при чём здесь он? Какое отношение к нему имеют эти два субъекта?

– Не знаю, – ответил гигант. – Но я обязательно это выясню.

– Если только ради меня – не стоит. Не надо всё усложнять, просто попробуй с ними ужиться. А не выйдет – возвращайся. Ничего не хочешь сказать напоследок?

– Хочу. Я научился читать.

– Я уже догадался… ты цитировал передовицу газеты уборщице. И это всё?! – Энстон усмехнулся и покачал головой. – Лотос Растиплющ, как же мало у тебя тайн. И как много их в тебе!

Когда юные, ещё совсем зелёные практиканты впервые попадали в НИЦИАД, красота Лаванды Эдельвейс, как правило, повергала их в трепет. Они и помыслить не могли, что вот так может выглядеть самая обычная архайка, и видели в ней небожительницу, спустившуюся к ним с вестью о лучшем мире. Но… проходило несколько лет, и более прозаичные мысли поселялись в душах вчерашних юнцов. «Она что, всё время на работе? А отпуск у неё бывает? Ну, или хотя бы выходной? С кем она встречается? Наверняка кто-то есть, иначе она бы давно…» На этом, как правило, мысли обрывались. Что ни говори, красота, если она остаётся недоступной, отталкивает даже таких целенаправленных ребят, как архаики. А Лаванда являлась для них той самой мифической горой, которая никак не желала идти на сближение.

– Только потому, что ты меня попросил, – подчеркнула она, взмахнув крылатыми ресницами, слой туши на которых вполне мог бы утяжелить палубную авиацию средних размеров авианосца – если бы таковой был изобретён в том мире и в ту пору.

На «ты» они были в отсутствие свидетелей.

– Я предложил тебе хороший вариант, – возразил Сантариал. – Этот гигант просто находка. Представь себе гору мускулов с мозгами.

– Допускаю. Вот только здесь он никому не нужен.

– Он спас меня от разъярённой толпы.

– Я тебе не верю.

– Нандоло видел.

– Ему я тоже не верю, – произнесла Лаванда, но её голос дрогнул.

– Значит, договорились? – сказал Сантариал и улыбнулся.

– Знаешь, – ответила секретарша, – иногда кое-кто из вас… не буду уточнять, кто именно… иногда все вы меня просто бесите. Я, что ли, здесь работу раздаю?

Похоже, она слегка вышла из себя. К счастью, Лаванда обладала золотым характером. Она могла вспыхнуть лишь на секунду – и снова ровно гореть, не причинив вреда ни окружающим, ни имуществу. Набравшись терпения, Сантариал ждал своего часа, продолжая улыбаться – и дождался.