Раньше Лотос и представить себе не мог, что когда-нибудь нападёт на человека.

И всё же он сделал это.

Ударил того, кто был гораздо слабее его физически.

В тот момент Лотос ненавидел и презирал себя.

Но он должен был остановить насилие.

«Если ты не можешь отстоять свои принципы, отойди в сторону и стой там!» – жестокая истина билась в его мозгу, будто пойманная птица в клетке. Тем не менее Лотос нанёс ещё один удар, последний – после которого его противник обратился в бегство. Лотос нагнулся, выковырнул из мостовой расшатанный булыжник и замахнулся – но остальные сообщники и без того уже убегали, и жест гиганта лишь придал им ускорения.

Пострадавший остался лежать на тротуаре без движения.

Переполненный сочувствием и каким-то странным внутренним трепетом, Лотос приблизился…

…что-то внутри него дрогнуло и мучительно заныло. Казалось, это сама душа Лотоса, доселе спавшая, пробуждается, расправляя затёкшие члены. Чувство, овладевшее гигантом при виде этого лица, было необъяснимо. Оно выплыло на поверхность из глубин коллективного бессознательного его народа, некогда принесшего клятву верности другому народу, представитель которого находился сейчас перед ним… но даже этого Лотос сейчас не понимал. Он просто знал: его место отныне – рядом с этим прекрасным (хоть и почти неживым) созданием, и если б создание вдруг воскресло – было бы немыслимо не последовать за ним по первому зову…

Когда-то в Немире жили другие архаики – древние волшебники, но, Лотос, что греха таить, считал это обычными россказнями. Теперь он раскаивался в своём неверии, ибо, в отличие от того типа, что приходил утром и разозлил его, сейчас перед ним явно было высшее существо.

– Простите их, господин, – сокрушённо проговорил Лотос. – Они не ведали, что творили.

Этот архаик был красив. Кем же нужно быть, чтобы захотеть причинить ему боль?

В тёмных глазах, устремлённых на Лотоса, отражалось далёкое небо… а ещё в них промелькнуло изумление. Древних волшебников уважали, но их потомков больше боялись, и уж конечно, ни одному их них не случалось становиться объектом такого благоговейного почтения, граничащего с преклонением. По крайней мере, последние несколько тысяч лет. Лотос не мог об этом знать.

Гигант наклонился и приподнял архаика – медленно и осторожно. Сбежались люди. Лотос внезапно оказался в фокусе внимания целой толпы, что сразу же увеличило степень его смятения.

– Лотос Растиплющ. А мне говорили, ты абсолютно ни на что не годишься.

Лотос моргнул, чуть не уронив пострадавшего обратно на землю. Голос этого архаика был чрезвычайно приятным, но таким холодным, словно его самого только что вытащили из морозилки.

Впрочем, не это озадачило гиганта. А что именно – тот и сам не мог бы объяснить.

– Твоё счастье, что я решил удостовериться сам, поскольку всегда так делаю, – как ни в чём ни бывало продолжал архаик. – Поверь, окажись это правдой, твоя судьба была бы очень печальна.

Под таким взглядом высшего существа гигант тут же пошёл пятнами, демонстрируя свою допотопную природу.

Архаик улыбнулся ему; потом его глаза закрылись, но улыбка осталась.

Лотос передоверил его подоспевшему лопоухому парню, а сам поднялся – чтобы спокойно, как подобает мужчине, встретиться лицом к лицу с застывшим в безмолвии «общественным мнением». Тщетно. Окружающие взирали на него – кто потрясённо, кто недоверчиво, но ни в ком не увидел он сочувствия или хотя бы понимания. Поэтому неудивительно, что даже нормальные мурашки на шкуре Лотоса панически заволновались, переливаясь стальным блеском, а чешуя так просто встала дыбом!