В то время, когда Владька занимался кулинарией, Максимов в умывальной комнате стирал под краном свою любимицу – голубую китайскую рубашку. Из чайника поливал ее кипятком, нежно, задумчиво тер, выкручивал, полоскал, что-то мычал. Неожиданно выпрямился, выпучил глаза и, глядя в зеркало, продекламировал экспромт:

Дверь была приоткрыта, и слова гулко покатились по длинному коридору, в конце которого всегда царила сплошная мгла. Где-то скрипнула дверь, послышалось клацанье подкованных каблуков по паркету. Максимов выглянул и увидел Столбова, важно идущего в новом синем костюме и ярко-красных ботинках.

– Столб, спички есть? – миролюбиво спросил Максимов.

Столбов сунул прямо под нос Алексею зажигалку в виде пистолета.

– Ну, как жизнь? – спросил снисходительно.

Максимов прикурил, вернулся к умывальнику и буркнул:

– Бьет ключом, и все по голове.

Только лишь с Петей, этим толстеющим жеребцом, и стоило разговаривать о жизни!

Столбов, несколько обескураженный тем, что зажигалка не произвела на Максимова особого впечатления, пошел к Владьке. Карпов сидел боком к электроплитке, помешивал в чугунке, а в правой руке держал журнал «Польша». Жестом министра он показал Столбову: садитесь. Столбов взгромоздился на письменный стол Максимова и уставился на Владьку, который продолжал читать, не обращая на него никакого внимания. Столбов не мог понять этих двух парней, Лешку и Владьку, как, впрочем, и всю их компанию, но что-то иногда тянуло его к ним. Они способны целый вечер просидеть в комнате, напевая под гитару или бубня стихи, за девочками бегают напропалую, но как-то без толку. Столбов любит порядок, чтобы все было как положено. Любит здравый смысл. Любит рентабельность. Он тоже может проболтать с девчонкой пару часиков и даже стишок ей ввернуть («Любовью дорожить умейте, с годами дорожить вдвойне…»), но только если уверен, что игра стоит свеч. А эти? Зарплату рассчитать не могут. Опять сидят на бобах. Столбов этого не любит. Он любит расчет, уют, тепло, любит хорошую пищу.

– Ну, как жизнь молодая? – спросил он у Владьки.

– Жизнь моя, иль ты приснилась мне? – вздохнул Карпов и, посмотрев на часы, стал бросать в чугунок картофелины.

В дверях показался Максимов. Бодро крикнул:

– Маша, готов супчик?

«Машей» в общежитии называли дежурных по комнате. Карпов засуетился, расставляя на столе тарелки.

– Я сервирую на две персоны, – сказал он Столбову. – Думаю, что вы, сэр, после обхода своих владений вряд ли окажете честь нашему скромному столу.

– А что ты думаешь? – горделиво пробасил Столбов. – Сегодня в четвертой меня таким эскалопчиком угощали – прелесть! Сплошное сало. И пива полдюжины с заведующим раздавили.

– И все бесплатно? – спросил Максимов.

– Мой милый, да ты, я смотрю, страшный наив. Кто же начальников за деньги угощает? А я как-никак нача-а-а-альник!

Страшно довольный, он расхохотался. Никогда Петя Столбов не думал, что после окончания института попадет на такое теплое место.

– Я и смотрю, что ты разжирел, – сказал Максимов, – но это тебе нужно. При таком росте хорошенькое пузо – и сразу начнешь продвигаться по службе.

– Но-но, без хамства! – буркнул Столбов.

Алексею хотелось есть, а не ругаться с Петей. Он принялся за «супчик».

– Ну как? – спросил Карпов не без волнения.

– Похоже на харчо, – серьезно ответил Лешка.

Владька просиял:

– Оно так и задумано. Дорогой Макс, я счастлив, что у тебя тонкий вкус гурмана.

Пока ребята ели, Столбов истуканом сидел на столе. К концу трапезы в комнате появился гладко выбритый и прилизанный Веня Капелькин.