Он запел вслух. Максимов вздрогнул и с изумлением взглянул на него. То, что он мычал про себя, Владька запел вслух.
Такие случаи бывали у них раньше с Сашкой Зелениным, когда мелодию, вертящуюся в голове у одного, начинал напевать другой.
– Видно, наши мозги на одну волну настроены.
– Ты мистик, Леха.
– А как ты это объяснишь?
– Мир полон загадочных явлений, – вздохнул Карпов.
Блуждающие огоньки третьего района порта остались сзади. Впереди очень темно. И тихо, как дома. Вот начали проступать из мрака очертания «карантинки». Единственное освещенное окно висело в ночи, как батисфера в больших глубинах. Это их дом. Огромный, пустой, скрипучий, страшноватый, нетопленый, но это их дом. «Мой дом – моя крепость», – говорят англичане. Максимов стал вспоминать все свои временные жилища. Он каждое из них любил, и из каждого ему хотелось поскорей убраться. Куда?
Через все небо гигантским циркулем прошел луч прожектора. Упал и вырвал из мрака профиль порта. А там, далеко-далеко, сверкнула линия горизонта. Как хорошо жить на земле, когда всегда перед глазами линия горизонта! Как хорошо, что земля – шар!
Глава V
Даша
– Нy что вы, мам, какие несуразности говорите!
– Я тебе, Дарья, все точно передаю, сама видела: бегает твой доктор в исподнем вдоль озера и с мальчишками, со школьниками, мяч гоняет.
– Какое же это исподнее? Это тренировочный костюм. Александр Дмитриевич решил волейбольную команду организовать. И очень хорошо: спортивная работа у нас не на высоте.
Мать сердито брякнула на стол перед Дашей сковородку с яичницей.
– Не на высоте-е? Умная ты больно стала, Дашка. Смотри, поднимет он тебя на высоту.
– Что вы имеете в виду?
– То, что вижу.
Она повернулась и ушла в сени. Вернувшись через минуту с миской малосольных огурчиков, присела возле Даши, погладила ее по голове:
– Боязно мне, дочка. Бабы болтают: обхаживает он тебя. А ведь в Москве у него вроде невеста. Чуть ли не каждый день по телефону с ней калякает. Зойка с почты говорила: надысь полсотни рублей отдал за пустяковый переговор.
Даша зарумянилась.
– Перестаньте, мама, это уж слишком! У нас с Александром Дмитриевичем чисто служебные отношения.
Она схватила пальто, портфельчик и выбежала на крыльцо.
«Вот, значит, как, – подумала она, глубоко вдыхая холодный воздух, – вот, значит, как: я стала соперницей. И кого – москвички!»
Ей захотелось пуститься бегом, но, помня о своем медицинском звании, Даша высоко подняла голову, степенно пошла по мосткам, быстро, не в такт размахивая портфельчиком.
«Я красивая. Да-да, не просто симпатичная, а красивая. А она, интересно, какая? Худенькая, должно быть, москвичка, они все худенькие, бегают по эскалаторам».
Мать, сама не ведая того, направила Дашины мысли в определенное русло. Ее недовольство мамиными разговорами было притворным. Наоборот, она испытывала безотчетную радость и непоседливое ожидание, как в кино перед новой картиной. Мать расставила все по своим местам. Доктор ее обхаживает, а в Москве имеется соперница. Ой, да ведь Даша совсем уже взрослая!
«Да что это я, – вдруг смутилась она, – ведь не влюбилась же я в него? Просто он работает с душой и, как видно, хороший общественник. Поэтому он мне и приятен. Ведь он же совершенно некрасивый, не то что Федор. А Федор красивый, но неприятен. Значит, я не люблю ни того, ни другого. Уж если я полюблю, то как Ванина Ванини. Кто же это будет? Но, уж конечно, не Александр Дмитриевич. Он мне просто приятен по служебной линии».
Погруженная в такие мысли, она дошла до больницы и, войдя в ворота, увидела, что через двор, на ходу что-то дожевывая, бежит Зеленин в одной рубашке.