– К счастью, нет.

Я ощутил бесполезный укол вины: много лет мы ничего не делали, чтобы узнать правду и очистить имя Ордиса. Тот же Крон мог бы расследовать это дело за день или два. Но все поверили в вину Ордиса и милостиво его простили. А сам бывший комендант Элизеры долгие годы чувствовал себя виноватым без вины, но не мог очиститься ни перед королем, своим сеньором, ни перед магистром Кроном. А я, в год осады Элизеры еще мальчишка, и думать о нем забыл.

– Отвези копию твоего договора королю Эддару, он простит тебя и, может быть, наградит.

– Копию, чтобы очистить свое имя, я непременно отправлю. «Честное имя – это честное имя», – припомнил он Ниенскую поговорку. – А награды мне не надобно. Не за что награждать. Я подвел своего сеньора и чуть всех не угробил.

– Поразительно, надежность банкирских домов Гармы известна во всех городах Приморья, а торговцы жульничают без оглядки…

– Смотря какие торговцы. Если брать товар в торговом доме братьев Латуров, там тебя ни на фунт не обвесят, но и цены там такие, что за карман кусают. Дешевле зерно привезти из Флореллы.

– Я бы не стал платить за прибыток пятью годами изгнания. Но у каждого своя цена жизни.

Потом внезапно спросил Ордиса:

– Можешь показать мне копию договора?

Он помедлил, но достал из сумки аккуратно свернутый и перевязанный бечевкой свиток.

Я развернул, пробежал глазами наскоро текст. «Двести двойных мешков…» «Подписано от имени королевского дома…» Ага, ага! Вгляделся в подпись. «Чер-Ордис», «Секст Маркел». Шестой значит. Видимо, из братишек самый ловкий.

Вернул пергамент владельцу.

– Надолго ли в Гарму? – спросил Ордис.

– Месяц, может, меньше.

– Где ты остановился?

– В гостинице «Веселый бродяга», это в одном квартале отсюда.

– Знаю, – отозвался Ордис, – живу по соседству.

Он спешно поднялся, как будто не хотел продолжения разговора – вдруг я напрошусь к нему в гости.

Если честно, желания такого не было.

Я вышел из таверны – поискать настенную надпись по поводу городских сплетен.

И Гарма, и Ниен поднялись на развалинах бывших городов Домирья. Но если Ниен вырос на месте груды завалов, то Гарма буквально встала на фундаменты и стены поверженного города, сохранив прямоугольную планировку, свойственную полисам Домирья. Здесь даже восстановили водопровод и виадуки, а на перекрестках били фонтаны с проточной водой, в которых, как в колодцах, можно было набирать воду.

Ордис не обманул, я нашел надпись недалеко от входа в таверну. Прямоугольник сильно выступал из стены между двумя окнами старой лавки. Слоев штукатурки было штук десять, не меньше, и беленую поверхность прямоугольника уже исписали до половины. В основном это были городские новости: заявления членов городского совета, похождения их жен, обещания рассказать о проказах каких-то личностей, надо полагать, весьма популярных в Гарме, но мне совершенно не известных. Гарантировали также сообщить грядущие цены на зерно и мясо. Последней строкой значилось «Проклятие Кенрика Магика». При взгляде на эту надпись в груди у меня поднялась темная мутная волна, сделалось трудно дышать. Дело в том, что проклясть кого-то могут только два человека во всей ойкумене – его родные отец и мать. Ни мой отец король, ни моя матушка меня не проклинали. Да, я наделал немало бед, и за мной числились дела не просто темные, а ужасные, но проклятия на меня никто не накладывал. Я посмотрел на значок, оттиснутый напротив надписи, – это было изображение проткнутого кинжалом языка. Проклятие родителей – тоже магия, и магия страшная.

Скорым шагом я вернулся в таверну и огляделся. Знак проткнутого языка отыскался над самым крайним столиком. Стул напротив сплетника пустовал, я направился к нему и сел, положив руки в кожаных перчатках на стол. Рябая от следов ножей столешница была липкой на ощупь. Я наложил заклятия на свои кожаные перчатки и потому ощущал прикосновения, будто голой кожей, но при этом перчатки скрывали силу в моих руках и серебряную проволоку, изобретение Механического Мастера. Пока я не снял перчатки, понять, что перед ним магик, обычный человек вообще не мог.