Амальтея улыбалась и продолжала танцевать с такой легкостью, словно у нее выросли крылья, а торчащие из тела ножи ничуть не мешали. Она порхала с места на место, а кинжалы скользили мимо, лишь оставляя на платье разрезы.

– Распорядитесь, чтобы для моей дочери принесли широкий плащ, боюсь, как бы к концу танца она не осталась нагишом, – приказал Урсус, и служанка поторопилась выполнить поручение.

Мелодия ускорилась, и Амальтея затанцевала быстрее. Следующий кинжал она поймала плечом, и ее улыбка сделалась шире, но ни крови, ни страшных ран гости не увидели. На полу даже не осталось багровых следов.

Те, кто уже использовал попытку, восклицали от удивления, с жадностью глотали вино и неотрывно смотрели, как очередные кинжалы вонзались в женскую поясницу и бедро. Амальтея их не чувствовала, танцуя и улыбаясь, плавно уворачиваясь. Когда кинжалы иссякли, и их большая часть усеяла пол, отбрасывая отблески, из-за стола поднялся Виолент. Девушка улыбнулась, в ее глазах он увидел призыв: «Ну же, будущий муж, бросай. Не испугаешься?». И рыцарь кинул, попав невесте точно в сердце. Амальтея дрогнула, но продолжила танцевать.

– Отец! Ваш бросок последний! – немного задыхаясь, воскликнула она, по ее лбу стекал пот, а от платья остались лохмотья, обнажавшие руки и ноги.

– Десятый кинжал, милорд! – подбодрил маг, утирая выступившие на глазах слезы.

Мало кто заметил, в какой момент сюзерен вскинул руку. Тонкий, словно осколок стекла, нож незаметно пролетел в воздухе и врезался в девичью грудь аккурат рядом с кинжалом Виолента.

Музыка стала утихать. С улыбкой Амальтея сделала последний шаг и упала на пол. Гости решили, что девушка устала, и к ней бросились служанки. Но стоило одной из них прикоснуться к рукояти кинжала, как по остальному оружию прокатилась незримая волна, всколыхнула светлые волосы…

Истошно крича, перепуганные девки отскочили от своей леди, и гости узрели истыканное кинжалами, обагренное кровью тело со страшными ранами.

Дамы попадали в обмороки, одни рыцари поддерживали других, кого-то стошнило в миски с едой и на пол.

К Амальтее подскочили Виолент и Урсус. Держа дочь на руках, гневно вырывая ножи из ее податливой, разгоряченной танцем плоти, лорд не мог поверить, что игра обернулась такой злобной шуткой – насмешка Фортуны, не иначе.

Виолент разодрал на невесте остатки платья и увидел самые настоящие колотые раны. Магией и не пахло. Но где же Арканум?

Мужчины заозирались, но маг как сквозь землю провалился. Немедленно, по приказу Урсуса, слуги и воины обыскали замок, оседлали коней и поскакали по дорогам и тропинкам. Рыскали всю ночь и следующий день, но маг как сквозь землю провалился.

Гости давно разошлись, Виолент собрался в путь, и на его лице все видели невероятную печаль. Он молчал, но люди понимали – вероятно, молодой рыцарь отправляется на поиски мага, чтобы отомстить за возлюбленную.

С телом дочери лорд остался наедине. Амальтею успели обмыть и переодеть в погребальные одежды. Но даже из-под полупрозрачных рукавов и в вырезе платья мужчина видел тонкие полосы от кинжалов. Кровь давно перестала сочиться, словно вся вытекла еще во время танца. Замок погрузился в траурное молчание.

«Даже в склепе веселее, чем в доме нашего господина», – шептались слуги, не смея показываться ему на глаза.

Зал, в котором Урсус отмечал предстоящую свадьбу, стал местом утраты и боли. Смерть витала в воздухе, но лорд не чувствовал ее холодного дыхания, лишь запах грозы и… персиков, исходящий от причесанных волос дочери. Даже в смерти ее красота не потускнела, разве что кожа стала слишком белой, а подкрашенные служанками губы – алыми, как лепестки роз, лежавшие вдоль девичьих рук.