Он устало вздохнул в затхлой темноте своей камеры. Слишком много воспоминаний. Годы жизни пирата были трудными и отчаянными, но бывали и хорошие дни. Были песни, и смех, и товарищество, и героические дела на бескрайних водах – долгие голубые тихие сумерки, мягкие черные ночи, серые дни, когда море, серое, и зеленое, и золотое, струилось под потоками дождя, бури ревели, корабли летели, как на крыльях; была ярость и безумие битвы, когда захватывали город или галеру, смерть бывала так близко, что словно слышался шум ее гигантских черных крыльев, оргия грабежа и мести; пиратский город, травяные шалаши под покровом джунглей, набитые сокровищами, полные скандальной жизни и драк, лица мужчин в шрамах и дерзких женщин, красные огни костров, отгоняющие ночь, а прибой бесконечно гремел на берегу…

Что ж, все когда-нибудь кончается. И хотя он хотел бы для себя другой смерти, долго ждать не придется.

Что-то шевельнулось в глубине длинного коридора, и он уловил мерцание факела. Нахмурившись, встал, наклонившись под низким потолком. Кто там? Для еды слишком рано, если чувство времени ему совсем не отказало; но он считал, что за несколько дней в темнице этого не могло произойти.

Они остановились у входа в темницу и смотрели на него в красном свете факела. Губы Коруна изогнулись в рычании. Шорзон и Хризея.

– Все отбросы Ахеры, – проворчал он. – Я могу заразиться от вас.

– Сейчас не время для наглости, – холодно сказал колдун.

Он выше поднял факел. Красный огонь отбросил на его лицо тень, словно пятна крови. Глаза его были двумя темными пропастями, в которых горели угли. Черное одеяние сливалось с окружающей тенью, лицо и руки, казалось, бестелесно плывут во влажной мгле.

Корун посмотрел на Хризею. Несмотря на кипевшую в нем ненависть, он вынужден был признать, что она, вероятно, самая красивая женщина, каких ему приходилось видеть. Высокая, стройная, и гибкая, движущаяся с безмолвной грацией сандувианского феракса, блестящие черные волосы обрамлют холодную скульптурную красоту ее мраморно-белого лица; она ответила на его взгляд взглядом глаз темного пламени. Одета она как для действий: короткая туника, оставляющая обнаженными руки и ноги, короткий черный плащ и высокие котурны, но на горле и запястьях блестят драгоценности.

За ней перемещалась легкая тень, при виде которой Корун напрягся. Он слышал о прирученном эринии Хризеи. Говорили, дьявольский хищник нашел более жестокое сердце в груди колдуньи и подчинился ему; кое-кто говорил и другое, что не стоит упоминать.

Раскосые зеленые глаза смотрели на Коруна, жестокая пасть зевнула, обнажив острые зубы.

– Назад, Периас, – спокойно сказала Хризея.

Голос ее звучал низко и мягко, почти ласково. Казалось невероятным, что такой голос мог произносить ритуальные слова черной магии, приказывать сжечь живьем тысячи беспомощных иссарианских пленников и создавать самые черные в кровавой истории Ахеры заговоры.

Но она сказала Коруну:

– Отличный конец для твоих благородных мыслей, человек из Конахура.

– По крайней мере, – ответил он, – ты признаешь, что они у меня были. Это больше, чем я могу сказать о тебе.

Красные губы изогнулись в циничной улыбке.

– Человеческие цели имеют обыкновение так кончаться. Могучий воин, бич морей, кончает дни в грязной тюремной камере в ожидании невообразимой смерти. Старые эпосы солгали, верно? Жизнь – совсем не славное приключение, как думают глупцы.

– Возможно, это потому, что есть такие, как ты. – Устало: – Уходи, пожалуйста. Если не позволяете мне говорить с моими старыми товарищами, по крайней мере избавьте меня от вашего общества.