– Где ты скрываешь от меня свою дочь, ведьма, – зло сказал Ирвинг, хватая Вету за руку.
Она пыталась вырваться, но колдун плотно обхватил её кисть и впился в неё своими ногтями, больше напомнившими Вете когти орла.
Страх сковал женщину. Её силы были истощены допросами и пытками, а также отсутствием камня-талисмана и беспокойством за дочь, а вот колдун был силён и могущественен в своей власти.
– Скажи мне, где она? – прошипел Ирвинг. – Где твоя дочь? Я выращу её, как свою, а потом женюсь на ней, чтобы она не досталась неотёсанному мужлану. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя наследница, носительница дара, умерла от голода или была поругана разбойниками?
Вета молчала. Речи колдуна пугали её. Раньше он не знал о Лакрии, мысли Веты были надёжно закрыты от него, и Ирвинг мог только предполагать, что у неё есть ребёнок. Но сейчас он видел свою жертву насквозь: и образ дочери, и хижину в лесу и даже Варда.
– Ты предпочла мне простого солдата? – скривился колдун. – Ради этого мужлана ты убежала от меня?
– Ты всегда был противен мне, – выдохнула Вета, совладав с накатившим страхом. – Одно твоё присутствие вызывало у меня тошноту. Моя дочь далеко отсюда, я спрятала её там, где ты никогда не найдёшь.
– Ошибаешься, ведьма, – усмехнулся Ирвинг, – я найду её по твоему запаху – манящему и нежному, что давно сводит меня с ума. Даже сейчас, в этих грязных лохмотьях, давно не окунавшаяся в реку, ты для меня, как нектар для пчелы. И я уверен, что твоя дочь источает такой же чарующий аромат, – в глазах инквизитора появился похотливый огонёк.
– Лакрия никогда не достанется тебе! – выкрикнула женщина, пытаясь плюнуть ему в лицо.
– Я всё равно найду её, – проговорил колдун, – опрошу всех жителей города и соседних деревень, девочка с таким именем не могла остаться незамеченной.
Вета с ужасом думала о том, как тяжело придётся её девочке.
– Тащите ведьму, – скомандовал инквизитор своим солдатам, которые с удивлением наблюдали за разговором главного с ведьмой и в страхе пятились назад.
Глаза Веты так сверкали, что охранники боялись её.
Женщину выволокли на улицу. Прохожие, которые ещё не успели дойти до площади, остановились и начали свистеть в её сторону.
– На костёр ведьму! – ликовали они.
А Вета не понимала: почему они ненавидят её? Все, кричавшие проклятья, были незнакомы ей, а значит, женщина никак не могла сделать им что-то плохое. И всё же они радовались её унижению и скорому мучительному уходу.
Это свойство толпы всегда удивляло её, когда она со стороны наблюдала за казнью других «ведьм». А на самом деле — обычных женщин, которые просто лучше других умели лечить детей, вести хозяйство или были чуть красивее лошади.
Грубые руки солдат начали привязывать её к столбу, обложенному соломой. Взглянув на свои кисти, которые заламывали назад, Вета увидела красные подтёки на местах, куда врезались когти Ирвинга.
– Будь ты проклят, колдун, пусть твой род прервётся, не зная отпрысков мужского пола, а женщины не переживут разрешения от бремени, – проговорила она, а солдат, привязывающий её, вздрогнул. – И ты тоже – гори в аду! – плюнула она в него своей ненавистью. – Пусть ваши дома полыхнут таким же огнём, что вы разводите у моих ног! – пожелала она привязывающим её охранникам.
Те в страхе попятились, но узлы на верёвках, стягивающих локти Веты вокруг столба, довязали.
– Не видать вашим семьям покоя, – продолжала она, зная, что основная вина лежит не на солдатах и она не должна проклинать их, иначе кара вернётся и к ней тоже; но не могла остановиться, разум застилало волной безысходности и близкого, мучительного конца. – Все ваши потомки будут лишены своего угла, скитаясь по чужим людям. А ты, Ирвинг, – крикнула она в толпу, зная, что колдун наблюдает за ней, – испытаешь мой гнев и мщение во всей священной силе, знай, мы ещё встретимся!