– Сейчас, Степа, гляну, – с готовностью ответила Нина и улыбнулась широко и радостно. А через минуту уже кувшин парню через забор протягивала. – Вот, мамка морсу навела. Бери, пей!

– Да не заругают ли тебя? Без спроса, поди, взяла? – засомневался Степан.

Семья соседская многодетная была, бедновато жили, подношениями односельчан не брезговали. А люди с радостью добром ненужным делились: одеждой поношенной, вещами старыми.

– Да ничего. Ты пей сколько хочешь, – улыбалась Нина глуповато и в глаза парню заглядывала. – Я мамке скажу, что сама выпила все.

– Все-то мне и не нужно. Отолью маленько, – не стал он от щедрот девичьих отказываться.

– А скажи-ка, Нинка, не знаешь ли ты случайно, кому из девиц в деревне нашей я нравлюсь? – вспомнил он, что Глафира ему нагадала. Без стеснения спросил парень. А чего стесняться, дите ведь неразумное. Мала еще, в делах амурных не смыслит ничего.

Соседка не сразу ответила. Глаза вниз опустила. Личико бледненькое вроде даже порозовело.

– Не знаешь что ль? – по-своему истолковал Степан ее замешательство.

– Знаю. – тихо, почти шепотом произнесла она. – Ты многим нравишься, всем наверное.

Слова эти потешили самолюбие мужское. Еще выше парень голову поднял, плечи расправил, крякнул довольно.

– А может есть такая, которая интерес особый ко мне имеет, больше, чем у других? – продолжал он пытать невинное создание, не замечая, как та горбится и съеживается под взглядом его самодовольным.

– Есть, – прошелестел нежный голосок.

– Да чего бормочешь? – еле расслышал ее Степан. – Ну и кто же?

Плечи худенькие затряслись, ручки маленькие в замочек сцепились.

– Не боись, я секрета не выдам, – подбодрил он девушку.

А она резко голову вскинула, глазами, казавшимися огромными на побледневшем личике, на него уставилась и выдохнула:

– Так я это, Степа! – сказала и замерла.

Парень, как смысл слов ее осознал, расхохотался. Так смешно ему показалось, что существо неразумное, цыпленок неоперившийся о чувствах взрослых изъясняется.

– Ой, не могу. Ну насмешила! – развеселился он.

– Так не шучу я. Правда это, – глаза у девушки заблестели, губы задрожали.

– Да ладно тебе, Нинка! Ты? Да ты себя в зеркало видела?

Девушка лицо в ладони спрятала, головой замотала, какой-то звук странный, на стон похожий, издала и домой побежала.

– Эй, Нин, ты чего? – спохватился парень, поздно заметив на девичьем лице боль и обиду совсем недетские. – Да я про то, что ты маленькая еще! Вот подрастешь немного…, – крикнул он вдогонку, но его уже не услышали.

– Обиделась что ли? – пожал он плечами.

Но размышлять над соседкиным странным поведением ему некогда было. Важные дела его ждали.

*

Каждую неделю в городе ярмарки проводились. Со всех окрестных деревень туда народ съезжался: кто торговать, кто покупать, кто себя показать. Как на праздник собирались люди на мероприятие это. Да то праздник и был. Все нарядные да веселые и довольные. Знакомых встречали, новостями обменивались, кто при деньгах, кто при покупках.

Вот и Маруся с утра нарядилась да накрасилась, хоть и без того хороша была чрезмерно: косы длинные русые словно шелк, глаза – озера синие, губы – бутон розовый. Василий, как увидел жену свою в платье новом, в талии туго атласной лентой схваченном, с бровями подведенными да щеками нарумяненными, не захотел в город красоту такую отпускать. Супруги даже повздорили немного, но любовь и доверие, всегда меж ними царящие, все же победили. Поддался мужчина уговорам ненаглядной.

А Маруся не только себя показать да прогуляться хотела. Покупки ей важные совершить нужно было. Шитьем и рукоделием женщина молодая увлекалась, вот и решила запасы ниток и тканей пополнить, чтобы было за чем вечера зимние коротать. Да и мастерство ее спросом у односельчан пользовалось. Охотно девушки покупали платья и блузки нарядные. Недостатка в заказах не было.