– Очень уж нагло смотришь ты на меня, мисси, – нарушила затянувшуюся паузу Риа. Улыбка таки сползла с ее лица, брови сошлись у переносицы.

– Нет, старая мать, – ровным голосом ответила Сюзан. – Я смотрю, как человек, желающий по возможности скорее покончить с делом, ради которого пришел. Я пришла сюда по воле моего господина мэра Хэмбри и тети Корделии, сестры моего отца. Моего дорогого отца, о котором я не хочу слышать ничего дурного.

– Я говорю то, что мне хочется. – Слова прозвучали жестко, но в голосе старухи улавливались интонации рабской покорности. Сюзан не обратила на них особого внимания. Да и могла ли она улавливать столь тонкие оттенки, впервые столкнувшись с этой ведьмой? – Я давно живу одна, сама себе хозяйка, и если уж мой язык начинает говорить, неизвестно, чем он закончит.

– Тогда, может, и не давать ему начинать?

Глаза старухи недобро блеснули.

– Придержи язык, девчонка, если не хочешь, чтобы он отсох у тебя во рту. Он будет там гнить, и тогда мэр дважды подумает, прежде чем поцеловать тебя, даже под Целующейся Луной. Такой вони он может и не вытерпеть.

Сердце Сюзан наполнилось тоской и недоумением. Она пришла сюда только с одной целью: как можно быстрее совершить необходимый ритуал, не столько болезненный, сколько позорный. А теперь эта старуха с такой ненавистью смотрит на нее. Откуда такая резкая перемена? Или для ведьм это обычное дело?

– Мы плохо начали наш разговор, госпожа… можем мы вернуться к исходной точке? – неожиданно спросила Сюзан и протянула руку.

Карга явно удивилась, хотя и протянула свою. Морщинистые подушечки ее пальцев на мгновение прикоснулись к пальцам шестнадцатилетней девушки, с подстриженными ногтями, которая стояла перед ней. Лицо со светящейся изнутри, без единого прыщика, кожей, длинные, заплетенные в косы волосы. Сюзан пришлось поднапрячься, чтобы не скривиться при прикосновении, хоть и очень коротком. Холодные, как у трупа, пальцы старухи Сюзан не удивили. Ей уже приходилось касаться холодных пальцев («Руки холодные – сердце горячее», – не раз слышала она от тети Корд). Неприятно поразили сами пальцы, холодная, губчатая плоть, никак не связанная с костями, словно женщина, которой они принадлежали, утонула и долго пролежала в каком-то пруду.

– Нет, нет, другого начала не будет, но, может, продолжим мы лучше, чем начали. У тебя могущественный друг – мэр, и мне совсем ни к чему такой враг.

По крайней мере она честна, подумала Сюзан и тут же посмеялась над собой. Эта женщина могла быть честной, только когда ее припирали к стенке. В остальных случаях она лгала всегда и обо всем – о погоде, видах на урожай, птичьих налетах на поля перед жатвой.

– Ты появилась раньше, чем я тебя ожидала, вот я и вышла из себя. Но хватит об этом. Ты мне что-то принесла, мисси? Принесла, я знаю! – Глаза ее заблестели вновь, на этот раз не от злобы.

Сюзан сунула руку под фартук (очень глупо надевать фартук, отправляясь в такую глухомань, но того требовал обычай) и в карман. Там, привязанный к резинке, чтоб не потеряться (к примеру, не вылететь из кармана, если молоденькой девушке приспичит пробежаться), лежал мешочек из ткани. Сюзан оборвала резинку и достала мешочек. Положила его на протянутую ладонь, такую старую, что линии на ней практически стерлись. Она не хотела прикасаться к Риа… хотя знала, что старуха прикоснется к ней, и скоро.

– Завывания ветра пугают тебя до дрожи, мисси? – спросила Риа, хотя Сюзан видела, что та не отрывает глаз от мешочка. Старческие пальцы уже дергали концы завязанной на узел тесемки.

– Да, ветра.

– Так и должно быть. Голоса мертвых ты слышишь в ветре, а кричат они потому, что сожалеют… ага!