В общем, я кивнула, из-за стола выпрыгнула и к стенному шкафу, который у нас у входной двери, резвенько поскакала. Шкаф – самая удачная часть нашей квартиры, за все остальное проектировщиков надо бы за ноги вниз головой подвесить, в особенности если вспомнить еще сливную трубу (с крыши), которая проходит в квартире напротив, за их входной дверью. У них плесень над дверью постоянно, а осенью, пока отопление не дали, все двери открываются с большим трудом. В те периоды я радуюсь нашей «распашонке» – мы, слава богу, живем без трубы, хотя и без изолированных комнат. У нас, конечно, других «прелестей» предостаточно (чтоб проектировщикам десять раз икнулось), но все-таки, по-моему, лучше, чем с трубой.

Наливочку бабушка у нас тоже сама готовит, ягодки черноплодной рябины и вишневые листики считает (она у нас всегда строго рецепту следует), и, как и все остальное, наливочка у нее получается – пальчики оближешь.

Мы выпили за телевизор, потом его для Зойки специально включили, сами в очередной раз поохали, восторгаясь многочисленными цветами (наш-то старый в основном одним красным казал – поэтому и назывался цветным). Эти самые многочисленные цвета продемонстрировал нам в одном из своих незабвенных клипов известный Филипп Зайкин (он же – рыбкин глазик и банькин тазик), вслед за которым мы насладились зрелищем серебристых роботов в водолазных очках, один из которых срывал с груди белую манишку и пытался напялить на то место, где у Адама был фиговый листок, но она там почему-то не держалась. Поняв, что третий номер программы представляет собой адскую смесь аэробики с цыганочкой, а также убедившись в многообразии красок в «Панасонике» и патологических типов на Руси, мы телевизор выключили и вернулись в кухню.

Петьки дома еще не было, он опять где-то халтурил на пару с дружком. А может, и не только халтурил, дело-то оно молодое. Главное – только б на здоровье. Я за то, чтобы он гулял побольше, лучше пусть по улице шляется, а не по Интернету своему. Вредно, говорят, столько перед компьютером сидеть. Я это сыну постоянно повторяю, правда, особых результатов своего воспитания не вижу.

Но Зойку интересовали китайцы. Нам с бабушкой захотелось похвастать своими достижениями – ну мы и выдали соседке все события последних дней под наливочку, бутылку которой быстренько на троих приговорили. Да и что таким трем теткам, как мы, какие-то пол-литра сладенькой?

– А ты откуда про китайцев узнала? – спросила я у Зойки, закончив свой рассказ.

– Ленька видел, как они выгружались из машины внизу, он с ними в лифт не поместился, потом, когда поднялся, услышал, что они в вашей квартире шастают. Слышимость-то у нас сама знаешь какая. Чего тебе объяснять?

Я кивнула. Я часто радовалась, что у нас последний этаж. Лучше протечки, чем соседи-алкоголики сверху. Или соседи-плясуны. Или соседи с утками. С утками (вернее, индоутками) у нас на лестнице вообще хорошо. Первыми их завели на нашей площадке в двухкомнатной – там живут мама, папа и бабушка, ну и четыре утиные семьи (селезень плюс две утки – семья), три птицы постоянно сидят на яйцах, по квартире также шастают тридцать или сорок маленьких (в зависимости от того, сколько вывелось) и столько же подрощенных. На этих птичках наши производители купили дочери квартиру, а сыну – машину. Вначале соседи под ними все бегали ругаться, а мы с Зойкой удивлялись: неужели утки так громко топают? Потом подумали: если учитывать количество взрослых особей и утят… Да еще и то, что они купаются – у них там мини-бассейн оборудован… Но потом соседи снизу прониклись прибыльностью предприятия и тоже завели себе птичек, и теперь уже к ним стали бегать с седьмого этажа. Сейчас на седьмом уже живет одна утиная семья… А на шестом этаже имеет свою базу некое лицо кавказской национальности по кличке Ахмет, поставляющее в наш город фрукты со своего родного юга, так что он индоутиный бизнес воспринимает правильно и относится к нему положительно. Поэтому и говорю, что Задорнова надо приглашать – ну или в «Аншлаге» наш дом показывать.