Повинуясь жестам аловолосой, пространство шло лёгкой рябью. Тут и там, откуда ни возьмись, выплывали разные предметы. Вдоль стен, как причудливый деревянный вьюнок, вырастали высокие стеллажи, на полках возникали пухлые тома с цветными корешками, пол из обыкновенного белого линолеума превращался в расшитый звёздами ковёр… С потолка девушка выволокла зелёную планетку – та зависла в воздухе и засветилась мягким лимонным сиянием.

Напоследок моя недавняя провожатая обвела комнату широким жестом, нарисовав всем появившимся предметам чёткий контур. После этого воздух перестал рябить, и всё улеглось – только уголок белого холла, над которым она поработала, стал светящимся и пёстрым. Я хотела восхититься, открыла было рот… И вспомнила о наведённом Норой безголосии, о котором успела напрочь забыть за какие-то секунды.

Вновь ощутив весь ужас случившегося, я кинулась к девушке, как к старой знакомой: тронула её за плечо и жестами попыталась извиниться и объяснить, что произошло. Она сощурилась, но не рассмеялась, а только сочувственно встряхнула своими гремучими фенечками на запястьях:

– Это же Нора, да? Не попадайся ей под горячую руку. Лучше вообще не попадайся Норе на глаза, новенькая… Пошли к госпожа Ирине. Она тебя расколдует.

«Расколдует». Оставшись без голоса по щелчку пальцев Норы и увидав, что творит эта аловолосая, очень сложно не верить в магию. Но только всё-таки – как меня сюда занесло? И что это за место?..

Я мычанием привлекла внимание девушки, обвела рукой мрачноватый коридор, в который мы вышли из холла, и вопросительно округлила глаза. На этот раз она поняла меня не совсем верно:

– Это Сухотравье. В этом коридоре сушат травы и цветы, поэтому так мрачно: некоторые корни можно сушить только в темноте и на холоде. Дальше швейная мастерская и потом класс рун и узоров. Ты не переживай, госпожа Ирина быстро тебя расколдует. Главное, не попасться по пути на глаза Кодабре.

Я благодарно кивнула, решив отложить прочие вопросы до тех пор, пока ко мне не вернётся речь. Тем более и без разговоров было на что посмотреть: в прохладном и сумрачном коридоре повсюду – на стенах, на потолке, на крючках и на стеклянных полках – были развешаны и разложены травы, коренья, пучки, брикеты и целые сухие букеты. За пушистыми метёлками ломких стеблей проглядывали какие-то таблицы, картины и рамки. Если бы не знакомство с Норой и не её фокус с моим голосом (а ещё не разукрашенный как по волшебству уголок холла), я бы с лёгкостью решила, что этот коридор – лаборантская кабинета географии или биологии, полная гербариев и образцов.

Наконец Сухотравье кончилось, и мы нырнули в яркий зеленовато-серебристый свет – словно оказались в аквариуме. Я зажмурилась – так непривычен был резкий свет после долгого сумрака, – но чуть погодя разглядела: это был вовсе не аквариум, а просторная комната, полная танцующих бликов, отражений, блеска, перезвона и какого-то мелодичного постоянного перестука: ток-ток-ток-ток-ток…

– Швейная мастерская, – объяснила аловолосая. – Тут ставят метки на одежду – ну, такие вышивки с инициалами владельца.

Что ж, это вязалось с пансионом благородных девиц гораздо лучше, чем мётлы, пилоты, Нора, некая госпожа Кодабра и всё остальное. Хотя сама комната мало располагала к чинному рукоделию: посредине стоял длинный стол, заваленный грудами полотна, которое вращалось, дрожало, переливалось разными оттенками и совершенно не желало лежать спокойно, как положено обыкновенному ситцу или шёлку. По обе стороны от стола, тут и там, в плетёных креслах, на диванчиках и на табуретках сидели ученицы, судя по росту – и старшие, и младшие, все в форменных платьях. Но шили отнюдь не все: некоторые читали, некоторые, точно как моя провожатая несколько минут назад, вытягивали из воздуха разные предметы. Над столом потрескивали оранжевыми и синими искрами низкие висячие лампы, а у дальней стены мастерской такими же искрами бурлило широкое устье огромной разрисованной печи. Я сощурилась и различила на белых боках руны вперемешку со схемами, рожицами и вездесущими надписями вроде «П+Д= ♡».