Так вот шли мы по мосту, шли. И дошли до половины. Дальше вроде полегче должно было быть. Но тут солнце село, и наступила темнота. Вот беда-то. Я уж подумал: тут нам и конец. Однако пошли мы дальше. Поползли почти на ощупь. Оказывается, при слабом свете звезд все же можно было разглядеть эту проклятую тропу. Вот мы и шли, цепляясь на склизкие камни. На которые к тому же еще лег ночной иней: так стало холодно. Руки у меня вконец замерзли и почти ничего не чувствовали. Зато рубаху можно было выжимать, настолько она напиталась потом.

К счастью, все в этом мире имеет конец. Так сказал мастер Тиль, когда нас подбадривал. Закончился и этот мост. Кое-как выбрались мы на остров. На крошечную ровную площадку у самых скал, каменный такой пятачок. И рухнули в изнеможении на эти самые камни, которые кто-то постарался обтесать. Без особого, впрочем, успеха. Но и на том спасибо: на них можно было хотя бы лежать. Холода я к тому времени уже не чувствовал: слишком устал. А ведь нес на себе только свою походную котомку. Что уж говорить об остальных, особенно о тех, кто вел в поводу своих лошадей: о мастере Эйвине и донне Марии. Им пришлось тяжелее всех. Но тут уж ничего не поделаешь: ни за кем другим лошади на мост не пошли бы. Только за своими хозяином и хозяйкой.

Так и замерзли бы мы, наверно, на этих камнях. Только этого сделать нам не дали.

Вдруг заскрипела плохо смазанными петлями скрытая в скале дверь. Потом распахнулась настежь. На ее пороге стоял высокий человек и держал в руках факел. У меня даже глаза заслезились от яркого света, а может, и от холода. При свете факела я увидел, как пар от дыхания поднимается вверх.

Ни о чем спрашивать нас человек не стал. Молча оглядел наши измученные лица. Воткнул свой факел в кольцо у двери и стал нам помогать. Подхватил на руки донну Марию и понес ее внутрь. Девица от усталости и холода даже пискнуть не могла, не то что возражать. Однако мастер Эйвин все же сумел поднялся на ноги. Следом за ним поднялся мастер Тиль. Делать нечего, за ними встал и я. Тут же я помог подняться Устинарье: ни к чему девушке было рассиживаться на мерзлых камнях.

Мастер Эйвин попытался было схватиться за меч. Но руки у него слишком замерзли, и ничего у господина Ростка не получилось. И хорошо, что не получилось. Потому что высокий человек ничего плохого не замыслил. Он нам лишь помочь хотел. Только привык делать это молча, вот мастер Эйвин и подумал про него невесть что. В общем, очень быстро все мы оказались в помещении караулки, где горел огонь в очаге, и было тепло и светло. И отогрелись мы тоже быстро. Потому что незнакомец собственноручно поднес каждому небольшую чашу разогретого вина с какими-то травами. Так-то я, конечно, предпочитаю пиво, но это вино проглотил в один присест, даже не поморщился. И почувствовал, будто изнутри жар пошел, и кровь быстрее побежала по жилам. Даже голова закружилась.

Пока отогревшаяся и повеселевшая Устинарья готовила на очаге ужин, высокий человек показал мне, куда поставить лошадей. Он назвался Привратником. По-моему, это не было его настоящим именем. Я ведь не слепой и воина от слуги отличить могу. А мастер Привратник был высокий и широкоплечий воин. Его волосы были коротко острижены и совсем седы. Он был одет в кожаную рубаху, которую носил как доспех. На поясе Привратника висел длинный и тяжелый меч, которого он словно бы и не замечал, настолько, видно, привык к нему. Все равно как я носил бы на поясе свой нож, которым режу хлеб или сыр. Хотя нож лежал у меня в сумке. А когда я спросил у Привратника, почему его так зовут, тот лишь пожал плечами в ответ: