На перекрестке Герхард остановился.

– Ты уже решил, в какую сторону направишься, парень?

– На север! – сказал я.

– И чего ты забыл в этой глухомани?

Я молчал.

– Намекал же я тебе, дураку: признай вину! – сказал Герхард, качая своей головой. – Признай, даже если ты не виновен. Судья у нас добрый: ты остался бы в Эриаке. Мать твоя была бы радешенька. А деньги в казну ты со временем вернул бы. Отработал: я уверен, что тебе как небоходцу сделали бы поблажку.

– Я больше не небоходец, Герхард! – ответил я угрюмо. – И я должен вернуть свой дар.

До самой границы городских владений мы больше не сказали друг другу ни слова. На границе Клейс пожал мне руку.

– Удачи тебе, Эйгор! – сказал он и ушел вверх.

Герхард молча махнул рукой на прощание и, ссутулившись, побрел обратно в город. Одинокая северная дорога лежала передо мной.

На второй день пути пошел дождь. Моросящий и нудный. Тучи висели так низко, что брюхом задевали верхушки деревьев. Серая пелена окутала лес. Дорога скоро стала тропой. Тропа постепенно размокла, и идти по ней стало трудно. Ноги скользили и разъезжались. За шиворот с веток текла вода. Промокшая рубашка плохо грела. Но пока я шагал, это все можно было перетерпеть. Поэтому шел я без остановок: делал привал, только чтобы пообедать.

А еще постоянная ходьба и дождь отвлекали меня от грустных мыслей. От тоски по дому и от ненужных воспоминаний. Я пробирался по лесу от рассвета и до заката. Потом с помощью огнива разжигал костер и готовил горячую похлебку. Ужинал и тут же засыпал. К вечеру я был слишком измучен, чтобы думать о чем-то кроме еды и сна. Поэтому и спал без всяких сновидений, просто проваливался в темноту. А утром открывал глаза и начинал все сначала.

На третий день дождь перестал. Серая пелена над моей головой слегка посветлела. Зато тропка совсем затерялась в лесу. Поэтому я шел наугад, хотя очень надеялся, что иду на север. Мне повезло: к вечеру я добрался до реки. Той самой, широкой и полноводной, о которой говорил судья. Теперь осталось отыскать мост.

Я вышел к нему на закате. В мощные каменные опоры моста билась вода. Рельсы наверху тихонько гудели. Собрав остаток сил, я бросился разводить костер. Солнце село, но я успел управиться до темноты. И потом сидя дремал у огня. Есть мне не хотелось – я слишком устал.

Тучи расползлись в стороны, и на небе высыпали звезды. Потом звезды вспыхнули на той стороне реки. Их была целая цепочка, и она двигалась в сторону моста. Я протер слипающиеся глаза, но нет, они не подводили меня: звезды действительно двигались. Я приложил ухо к рельсам и услышал далекий гул.

До этого я видел поезд только на картинках, однако сразу его узнал. Вот он приблизился и вкатился на мост. На середине реки паровоз коротко рявкнул и выбросил вверх клуб светлого пара. Должно быть, от испуга на небе развеялись последние тучи. Я встал у рельсов впереди костра и замахал руками навстречу поезду. Это было лишним: он сбрасывал ход. Пересек реку и наконец остановился почти сразу за мостом.

Распахнулись двери переднего вагона. Держась за поручни, по лесенке на землю неторопливо спустилась очень серьезная дама. Она была одета в синие юбку и жакет. В Эриаке похожие носили повара, только они были белого цвета. Рыжие кудри серьезной дамы были тщательно уложены. Кажется, это называлось прическа.

Я с некоторой опаской приблизился к дверям.

– Ты что, никогда раньше не видел поезда? – спросила она.

– Нет, – признался я.

– Хочешь стать нашим пассажиром?

Я кивнул головой. От поезда пахло так же, как в заречной кузне у мастера Горовца: разогретым металлом и маслом, которым он смазывал свои изделия. Странный это был запах: чужой и в то же время очень знакомый. А с крыши вагона почему-то тянуло свежим ветерком, хотя ночь выдалась тихая.