Сашка окончательно вылезла из-под одеяла и смотрела на Туську немигающими, полными слез глазами. Потом прошептала:

– Какой козел!

– Да, козел, моя милая. Но я виновата сама.

– Туська, ты дура! Ты что такое говоришь? Может я тоже виновата, что Окунев меня бьет по жопе.

– Виновата.

– Ну ты и тупая. Правильно мама говорит – мозги у тебя как у курицы.

Сашка нырнула обратно под одеяло, законопатив все входы-выходы.

Туська нервно дернулась, но продолжила. Она скинула с Сашки одеяло целиком, обняла ее крепко и сказала:

– Да, мы виноваты сами. Мы слабые, а они сильные. Так природа распорядилась, что тут попишешь? Я только прошу тебя, не надо больше терпеть унижений. Надо сразу бежать, спасаться. Давай перейдем в другую школу? Или переедем в другой район? Ты не волнуйся, я поговорю с родителями.

На следующий день Сашку выгнали из школы, потому что она принесла мамин электрошокер и ткнула им в Окунева. Нинка была в ужасе, в школу вызывали милицию, родители мальчика хотели судиться с Семеновыми, и они чудом отделались небольшой взяткой. Как она орала на Туську! Даже наглая Сашка со страху забилась под письменный стол и отказывалась вылезать. Но Туське было все равно. Окопян орал на нее миллион раз и куда громче. Иногда казалось, что с гор сойдет лавина – так надрывался тот придурок в попытке обидеть жену. К счастью, человек быстро привыкает ко всему и Туська просто перестала слышать язык криков. Для нее он в один прекрасный день навсегда стал открывающим беззвучно рот мерзавцем с гнилым желтым резцом слева. Она научилась выключать у него звук.

Вечером Сашка прижалась к ней дрожащим тельцем. Их кровати стояли рядом и Сашка в детстве регулярно залезала к ней под бочок. Поболтать о том о сем или даже просто поспасть. Сейчас Сашке было двенадцать. Тело девочки потихоньку менялось, но характер оставался таким же бешенным, как и был с рождения.

– Туся, они хотят меня в больницу сдать для опытов. Сегодня врач приходил, вопросы дебильные задавал.

– Не переживай, я тебя никому не отдам. Спи. Что такого? Ты же защищалась, ты была в опасности. Больше так никогда не делай, только если окажешься на грани, между жизнью и смертью. Этот твой Окунев – подлец, получил по заслугам. Но зайка моя, злость еще никому не приносило счастья. Злость – она как опухоль, растет и растет, и еще требует пропитания.

– Как это?

– Взять, к примеру, тебя. Ты – маленькая девочка, в которой поселилась обида. Начнешь ее кормить всякими мыслями горькими, начнешь злится, кричать – обида будет расти и пухнуть в тебе как тесто на окне. Помнишь, я пирожки делала и тесто из кастрюли выперло на подоконник. Вот так и твоя обида. Забудь про нее, просто отпусти Окунева. Он здорово испугался

– Ага, обосрался по полной!

Сашка начала безудержно смеяться и кататься по кровати.

Вода ушла, оголив песчаный берег и миллионы подводных обитателей. Тело так страшно болело, что Туська не смогла встать на ноги – лишь беспомощно смотрела как мимо ее носа в панике туда-сюда шныряют маленькие морские блохи, рачки-отшельники. Прилетела чайка и тоже долго и пристально всматривалась в туськино лицо.

–Кыш, кыш, – закричал на нее дворник. – Чайка с недовольным криком исчезла высоко в небе. Старик в старом резиновом фартуке, стараясь не наступать на ракушки, и морщась как от боли при каждом их случайном похрустывании под кирзовыми сапогами, осторожно подошел к Туське и легонько потыкал ее палкой от метлы. Туське показалось, что боль сейчас разорвет все тело. Она застонала:

– Дедушка, где я? Я ранена? Все болит…