– И что?

– Уехала куда-нибудь. У психов такое бывает.

– Соседи ее психической не считают.

– Что мы, собственно говоря, надеемся узнать?

– Где сейчас Кошкина. Если она действительно уехала, то, скорее всего, туда, где была в прошлый раз.

– Не обязательно.

– Не обязательно, – согласилась Женька. – Но хотелось бы знать, чтобы проверить.

– Может, Петька прав, и мы ерундой занимаемся.

– Не зли меня.

– Хорошо. Тогда я хотела бы поговорить с ее мужем.

– Я же с ним уже встречалась, – удивилась Женька. – Ничего он не знает.

– Они прожили несколько лет, и он был знаком с ее отцом. Так ведь? По крайней мере она должна была их познакомить.

– Конечно. Только я не понимаю…

– Если мы решили, что ее исчезновение связано с отцом, то есть с некой вещью, которую Кошкина получила после его смерти… что-то должно быть в биографии старикана.

– Нет там ничего, – огрызнулась Женька. – Совершенно унылая биография. Да он на одном предприятии умудрился двадцать пять лет проработать.

– Все-таки я бы съездила в Воронеж, поговорила с женой и вообще…

– Уверена, что его жена ничегошеньки не знает. Не то бы Кошкина никогда не получила то, что она, по нашим предположениям, должна была получить.

Я пожала плечами:

– Тогда остается муж.

– Ладно, – вздохнула Женька и достала мобильный. Я лениво прислушивалась к разговору, глядя в окно. – Порядок. В половине десятого он выходит гулять с собакой, просил быть в парке рядом с его домом. Конспирация, – хихикнула подружка. – Жены он боится, как черт ладана. – Она опять хихикнула и вздохнула: – Ну, что стоим?

– Говори, куда ехать.

Женька поскребла затылок, посмотрела с печалью и сказала:

– Купаться.

Домой мы вернулись около семи, и почти сразу же позвонил Петренко.

– Я заказал столик в «Эрмитаже», – сообщил он. – Мне за вами заехать?

Женька заверила, что мы сами способны добраться, и я с удивлением поняла, что тоже приглашена на ужин.

– Дашь мне свой сиреневый костюм, – сказала Женька, разглядывая себя в зеркале.

– А я в чем пойду?

– Это мой бенефис, у тебя муж есть, если уж ты так неудачно о нем вспомнила.

Я вздохнула и пошла выбирать себе платье.

Когда я вновь появилась в комнате, Женька стояла у комода и держала в руках фотографию. Я подошла и хмуро спросила:

– Это кто?

– Кошкина. Ольга дала. Мы с ней вчера встречались.

На фотографии женщине было лет сорок. Красивое строгое лицо, губы едва тронуты улыбкой и потрясающие глаза.

– Она красавица, – сказала я.

– Точно. А мужики козлы. Таких женщин бросают.

– Она не могла иметь детей, – напомнила я.

– Все равно козлы. Вот если бы твой Ромка не мог иметь детей, ты бы его бросила?

Вопрос поверг меня в раздумья.

– Нет, – наконец ответила я. – Но я бы очень переживала.

– Вот. А он бросил.

– Женщины тоже оставляют мужчин. Ты сама скольких бросила?

– Это совсем другое. Я же замуж не выходила. А потом, они сами виноваты. Ладно, поехали, а то опоздаем.

Петренко прохаживался возле ресторана с таким видом, точно ждал свое счастье. Улыбаться стал за сто шагов, подхватил Женьку под руку, с чем я ее и поздравила. Ужин удался, в том смысле, что вино и еда были превосходны, Петренко изо всех сил старался нас развлечь, в чем преуспел, но я все равно осталась недовольна. Сколько я ни пыталась вернуть разговор к интересующей меня теме, Павел Ильич ничего нового так и не сообщил. В девять часов я заявила:

– Боюсь, мне пора, – и покосилась на Женьку.

– Тебе в самом деле так необходимо идти? – голосом ученицы младших классов спросила она.

– Сердцем я с вами, но идти придется.

– Как жаль. – Женька плотоядно посмотрела на Петренко. Может, мне показалось, но наш Казанова слегка запаниковал. И правильно. Я бы на его месте хорошенько подумала, прежде чем соблазнять мою подругу.